— Для своих… — я усмехнулся, — Судьба сложилась так, что мне в Калёный Щит лучше бы зайти в хорошем доспехе.

Больше Брогг таких вопросов не задавал. А когда я с досадой сказал, что мне надо подумать, догадливый кузнец, прищурившись, дошёл до двери и, выглянув наружу, прикрыл её. Затем вернулся к верстаку и сказал:

— Есть, конечно, другой вариант, — он заметно сомневался, продолжать или нет, — Но вот как к этому отнесётся бросс?

— Бросс выслушает.

— И обещает не разнести мне мастерскую за святотатство?

Глава 36

Кузнец, как водится, начал издалека…

Чтобы панцирь жука стал достаточно податливым и ковким, его следовало нагреть. Раскалить не докрасна, а добела, но грелся он плохо, и на это требовалось много, очень много угля, ещё и зачарованного магом огня.

Отсюда была и огромная цена на изделие.

И охлаждалась заготовка, как оказалось, тоже не в совсем простой воде. Туда клались артефакты, зачарованные магами холода, отчего материал становился необычайно крепким.

Вообще, нужные чары решали много проблем. Как с тем же углём, вот только добывался он и чаровался в Камнеломе. И броссы-железняки в Калёном Щите, и кузнецы в Камнеломе использовали практически один уголь, но местные мастера всё равно не могли сравниться с горцами.

Кузнец даже показал мне кусок угля, зачарованный местным магом. Креона же с интересом рассматривала небольшое железное яйцо на цепочке, которое оказалось артефактом с чарами охлаждения.

— Мы продаём этот уголь в Калёный Щит, — сказал Брогг, — И никогда не делали секрета из своих чар. Изделия броссов и так очень ценятся, вы можете себе это позволить, но нам же… Нам приходится из кожи вон лезть, чтобы достичь хотя бы половину вашего мастерства.

— Ты хочешь выведать у меня, что же такого делают броссы в своих кузницах? Почему наши мечи крепче ваших?

— Да!

Сидя перед жарко пышущей печью и покручивая в руках кусок угля, я задумался. Для начала следовало выискать в душе у Малуша ответ на это… А ещё ответ на то, имею ли я право отвечать кузнецу на такой вопрос.

И неожиданно от моей бросской части души прилетело согласие. Мне этого показалось мало — вдруг Малуш просто обижен на собратьев за то, что те продали его в рабство? Хотя, если так подумать, это и вправду было серьёзное преступление, и мне ещё предстоит выискать, кто из броссов это сделал.

Я вытянул руку в сторону, материализуя в ней Губитель. Спавший с ним пьяный Храмовник Яриуса заснул уже достаточно крепко, поэтому наверняка даже не почуял, что его добыча исчезла.

— Ух, северные боги! — Брогг отшатнулся, узрев такое чудо.

Ну а я, положив топор на колени, попытался достучаться ещё до одной части своей души. До той, которая точно знала, имею ли я право…

«Забавные вы, смертные, когда пытаетесь свои решения переложить на высшие силы», — вдруг донеслось в моей голове, — «Думай сам, смертный».

Смердящий свет! Я стиснул кулаки, послав Хмороку целый букет гневных эмоций… То есть, я таскаю его божественную душонку по всей Троецарии, получаю все пинки от его врагов на свою смертную задницу, а когда мне оказывается нужна помощь, он давит мне пустую философию⁈

— Ну, хморочья твоя душонка! — процедил я сквозь зубы…

Моя рука вдруг двинулась сама собой, и, окутав себя пламенем, протянулась прямо в самое пекло кузнечной печи. Я разгрёб угли, оголив каменное дно. Затем взял заготовку, лежащую в углях, и добавил пламени в свои пальцы.

Я смотрел на всё это, округлив глаза. Просто обычно, если чужая магия огня проникала сквозь мой щит, я точно так же обжигался, как и любой обычный человек.