– Ступайте за мной, – равнодушно проворчал тюремщик и направился с поднятым фонарем в один из боковых коридоров.

Он привел Марселя к окрашенной в коричневый цвет крепкой двери с номером семь. Старик неторопливо открыл эту дверь и впустил Марселя в маленькую камеру с затхлым воздухом. В длину она была так мала, что в ней едва можно было лечь, вытянувшись во весь рост. Впрочем, один размер камеры был весьма велик – потолок был очень высоко.

Небольшое окно, забранное железной решеткой, служило единственным источником света. У стены виднелась постель, состоявшая лишь из тюфяка и одеяла, а под окном стояли грубо сколоченные, потемневшие от времени стол и скамейка.

Тюремщик принес кружку с водой, вышел и запер дверь.

Марсель остался один в своей мрачной каменной клетке. Толстые непроницаемые стены словно давили на него. Ужасные события ночи, как дикий кошмар, мучили его возбужденный мозг. Марсель думал о своем верном друге Викторе…

Тот наверняка не подозревает о случившемся с Марселем. Да и в будущем вряд ли узнает о злой судьбе, постигшей его лучшего друга… А бедная мать? Она ведь по–прежнему в руках ненавистного злодея, который увеличил свои преступления еще одной неслыханной жестокостью, – страшась мести, Бофор лишил свободы и заживо похоронил его, Марселя, в этой мрачной каменной могиле.

Хотя Марсель и сознавал свое полное бессилие, жажда мести не угасала в нем. Напротив, она все росла и росла. О, если бы ему только удалось вырваться отсюда!.. Болезненная усмешка тронула бледные губы Марселя. Он вспомнил, что узники Бастилии – живые покойники и надеяться им остается только на чудо…

И человек, заживо похоронивший его здесь, – не кто иной, как его родной дядя!

– Нет, он мне больше не родственник! – воскликнул Марсель. – Анатоль Бофор! Ты слышишь меня? С этого дня узы кровного родства порваны навек! Тебе удалось упрятать меня сюда, но время мести настанет!

Погруженный в свои думы, Марсель, как зверь в клетке, метался по камере. А когда из‑за стены до него донесся глухой старческий кашель, Марсель подумал, что его громкие шаги и восклицания, должно быть, разбудили узника в соседней камере.

– Я не хотел нарушать твой покой… – пробормотал Марсель виновато и присел на убогую постель.

Вскоре начало светать. Слабый утренний свет проник в камеру и осветил серые каменные стены.

Неподвижно сидел Марсель на своей койке и все думал, думал… пока усталость окончательно не одолела его. И тогда пришел сон – этот лучший друг всех несчастных и страдающих.

Когда Марсель проснулся, было совсем светло. Угрюмый старик–тюремщик вошел в камеру. Он принес полагавшуюся порцию скудной арестантской еды. Уходя, он так же тщательно, как и ночью, запер за собой дверь.

«Удивляюсь, как это меня еще и в кандалы не заковали, – сказал себе Марсель. – Впрочем, это удовольствие, должно быть, ждет меня впереди, когда герцог Бофор вспомнит обо мне и захочет потешить себя моим унижением… Для этой цели в стену, должно быть, и вмуровано это кольцо…» И только теперь перед Марселем во всей своей полноте предстал ужас его положения.

С мучительной медлительностью тянулись час за часом. С каждым часом росло отчаяние Марселя. Он в ярости сжимал кулаки и колотил в каменную стену.

Некоторое время спустя из‑за стены до него вновь донесся глухой кашель, а потом и голос. Марсель жадно прислушался.

– Послушай, сосед! – сказал голос с очень заметным иностранным акцентом. – Тебя зовет такой же арестант, как и ты. Ответь, слышишь ли ты меня?

Марсель недоумевал, каким образом голос соседа может дойти до него сквозь толстую каменную стену. Но голос, тем не менее, каким‑то образом доходил. И Марсель, поверивши в его реальность, громко отозвался:

– Да, я слышу твой голос!

– Можешь ли ты разобрать каждое слово так же отчетливо, как я сейчас слышу твои слова?

– Да, я слышу тебя довольно отчетливо! – воскликнул Марсель, прижавшись лбом к стене, из‑за которой доносились слова соседа.