— А куда пойдем — то, баро? — поинтересовался цыган.

Куда идти я и сам не знал, но знал, как ответить на вопрос. Вытащив кирасу, сообщил:

— Вот, нашел недалеко от могилы.

— Господи, так это ж кираса господина Йоргена! — всплеснул руками Томас, позабыв о ране, но она сама напомнила о себе болью. Постанывая, конюх дотянулся до панциря, взял его в здоровую руку. Мне показалось — старик вот — вот начнет целовать старую медь, но обошлось. Не дошла привязанность к бывшему хозяину до рабского обожания.

— В этой кирасе господин Йорген в плен и попал, — подтвердил конюх. — На нее отдельно пришлось деньги собирать.

— Дай — ка потрогать, — бесцеремонно отобрал цыган кирасу. Ухватив панцирь, пощелкал по нему ногтем, уважительно произнес: — Старая медь, славная. Мне бы такую медь, я бы таких колокольчиков отлил — миро Дэвэл! Упряжь звенеть станет — вай мэ!

Цыгану дай волю, он из любого металла колокольчики отливать начнет! Отобрав от греха подальше доспех, сказал:

— Вот, от того самого места, где я кирасу нашел, пойдем мы с тобой все прямо и прямо. А как дойдем — так все и поймем. Все ясно?

— Хорошо ты дорогу знаешь, баро, — уважительно протянул Зарко. — Если все прямо и прямо — точно не заблудимся.

— И мимо не пройдем, — согласился я.

У меня еще была надежда на Шоршика. Отродясь не слышал, чтобы коты служили проводниками, но чем мой кот хуже собаки? Вот и станет Шоршик путеводным клубком. Ведь, зачем — то прислал его брауни. Вряд ли только для того, чтобы поймать крысу. И еще — что — то не договаривает Томас. Ну, не договаривает.

Глава 22

Лес, как он есть

В лес мы пошли втроем. Папуша не захотела оставлять деда, а переспорить внучку Зарко не мог, а я даже и не пытался встревать в их спор. Хочет идти с нами — пусть идет, тем более, что Томасу стало легче и в услугах лекарки он теперь не нуждался. Старик уже мог потихоньку вставать, подкидывать хворост в костер. На всякий случай, мы нарубили дров — дня на три, на четыре хватит, а тут и мы подойдем. А нет — так к тому времени как — нибудь добредет и сам наберет хвороста. Еще оставили арбалет с дюжиной болтов (половина — серебряные!), полмешка сухарей, а Папуша сварила котелок каши. Словом — не пропадет! Ну, а уж на самый крайний случай, если мы не вернемся через неделю, старику было велено седлать Кургузого и возвращаться домой с наказом — в Шварцвальд никому не ездить, спасательные экспедиции не устраивать! За Кэйтрин я не переживал. Бумаги на обе усадьбы оформлены, завещание составлено на ее имя и, даже если родится ребенок — их будущее обеспечено. Плохо, что мы не успели заключить с ней официальный брак, но с таким наследством, да при сноровке господина Мантиза из рода Инсекта, бастарда признают даже при королевском дворе, а денег хватит на внуков и правнуков. Лучше бы, конечно, вернуться, но думать нужно и о плохом.

Я не люблю лес. Вернее — люблю лес облагороженный, без подлеска с клещами, с дорожками, посыпанными песком или гравием, вместо звериных тропок, с беседками, где можно отдохнуть. Настоящий лес — чащобы и буреломы, заросли жгучей крапивы, корни, постоянно цепляющиеся за ноги и ветки, бьющие в глаз — настоящее бедствие. Как провести через чащобу хотя бы сотню солдат, не разрывая строя и не растягиваясь? Никак. Куда девается скорость, организация? Да все туда же — цепляется за ветки и натыкается на корни.