Облегчение… Надо будет процитировать это выражение моим приятелям и спросить, что они о нем думают.
– Я бы не хотела, чтобы ты это делал. Ведь это касается только нас двоих. Ну, хорошо, я возьму назад это самое «облегчение» и
попробую выразиться в духе моих братьев. Колин, я сожалею, что у тебя не было повода вопить от избытка наслаждения.
– Вот это уже лучше. Но почему ты думаешь, что я не получил никакого удовольствия? Я видел, как ты достигла наивысшей точки
блаженства, Джоан. Я видел, как синева твоих глаз сначала стала ярче, а потом они затуманились, стали отрешенными, и это было
очаровательно. Я мог чувствовать твое наслаждение, потому что ты дрожала и стонала от моих ласк, а когда ты, целуя меня, закричала,
уверяю тебя, я сам был готов завопить от восторга. Вместе с тобой.
– Однако так и не завопил, – напомнила она, садясь на свое место.
Он посмотрел на нее с выражением, которого она не поняла, и буднично осведомился:
– Ты будешь есть кашу?
– Нет, только гренки.
Он кивнул и встал из за стола, чтобы подать ей завтрак.
– Нет, Джоан, не вставай. Я хочу, чтобы ты поскорее набралась сил.
Он налил ей кофе и поставил перед ней блюдо с гренками. Затем без всяких предисловий сжал рукой ее подбородок, приподнял лицо и
впился в ее губы. Сначала его поцелуй был неистово страстным, потом стал иным, нежным. Когда он наконец отпустил Джоан, ее глаза были
затуманены истомой, руки повисли и она бессильно прислонилась к нему.
– Филип сказал мне, что простит тебе ложь, если ты как следует его попросишь, – сказал он и снова направился к своему месту во главе
стола. – Похоже, он прекрасно тебя понимает. Он сказал, что ради моего спасения ты готова пройти сквозь огонь, поэтому твоя ложь
простительна, если она помогла в достижении твоей благородной цели.
Да, Филип умный мальчик, подумала Синджен, не отрывая взгляда от лица Колина, от его губ. Ей хотелось, чтобы он сказал ей какие
нибудь нежные, ласковые слова. Чтобы показал, что он тронут ее признанием в любви. Все еще ощущая вкус его поцелуя, она смотрела на
него и молчала, не зная, что сказать.
На лице Колина мелькнула и тут же исчезла страдальческая улыбка,
– Ешь, Джоан, – напомнил он, глядя на нее с непроницаемым видом.
О дьявольщина, что же у него сейчас на уме? Синджен жевала гренок и раздумывала о том, почему Господь в своей бесконечной мудрости
сотворил мужчин и женщин такими разными.
– Есть еще одна вещь, которую я хотел сказать тебе наедине. Я собираюсь нынче же утром расспросить тетушку Арлет. Если это она
наплела Роберту Макферсону, что я убил Фиону, я заставлю ее признаться.
– Мне отчего то не верится, что это была она. Правда, она питает к тебе какую то непонятную неприязнь. А с другой стороны, она явно
терпеть не могла Фиону. Если я правильно поняла смысл ее излияний, единственными людьми, которых она любила, были твой отец и брат.
Но сказать по правде, смысла в том, что я от нее слышала, всегда было очень мало. Помнишь весь этот бред о том, что твоим отцом был
водяной из озера Лох Ливен? В общем, я хочу сказать, что тетя Арлет – женщина с большими странностями.
– Это уже не важно. Как только я выясню ее роль в этой истории, она покинет замок Вир и увезет с собой все свои странности.
– Но, Колин, у нее ведь нет средств к существованию.
– Я уже говорил тебе, что у нее есть родственники, и я уже послал письмо ее брату. Он и его семья живут неподалеку от Питлокри, в
центральной части Горной страны. Им придется предоставить ей кров – у них нет другого выбора. |