Изменить размер шрифта - +

…песчаных блох ему во все кожные складки.

— Слышу… вы решили…

— Я не дурак, дорогая моя…

…какое поразительное самомнение. И уверенность в силе интеллекта… что ж, умный дурак от глупого отличается лишь размахом инициативы.

Пустыня переживет.

Пережует.

Она собрала изрядно дани и… Арагами-тари оглянулась на Песчанницу. А та кивнула, и темные прядки скользнули на лицо, скрывая улыбку.

Нехорошую такую…

— …я понимаю, что внизу нас ждет скопище всяких тварей, и как показал опыт, броня не способна защитить от них… а отправлять женщину навстречу опасности… — он мерзенько хихикнул. — Было бы недостойно…

— Женщину?

— Дорогая, ну не думаете же вы, что я сам полезу…

Пустыня вздрогнула от очередного удара.

 

Глава 23

 

Не сказать, чтобы внизу было совсем тихо. До нас доносилось эхо. Потолок вздрагивал, изредка роняя камень-другой. К счастью, ронялись они где-то в стороне, и голова моя была цела. Нкрума, несколько успокоившись, сумел даже потеснить чешуйчатого зверя, который этакой вольности не обрадовался, зашипел, но есть жениха не стал.

Уже хорошо.

Зачем мне поеденный жених? Или покусанный даже.

А рученьки-то дрожали… дрожали рученьки… ходуном ходили. Оно-то, конечно, есть отчего, однако надо бы успокоиться.

— А у тебя нет валерианочки? — спросила я Нкрума, без особой, впрочем, надежды.

— Не стоит.

— П-почему?

От очередного взрыва потолок ощутимо присел, вминая колонны в пол. А если не выдержат? Если нас прямо здесь и засыплет на радость археологам…

— Потому что седативные средства могут негативно сказаться на твоем даре.

Даре…

Каком даре?

Я вот петь умею… иногда даже попадаю в ноты. И танцевать. Помнится, в возрасте этак лет десяти мамуля, в которой вдруг прорезалась то ли любовь ко мне, то ли очередная дурь, решила сделать из меня балерину.

Всенепременно знаменитую.

Чтоб прям Большой и не меньше, а лучше — за океаном. В Америке вот русских балерин очень ценят, да… и если на карту глянуть, то та Америка близехонько, надо лишь на пуанты поуверенней встать и…

…и те полгода, когда мне пришлось-таки ходить на балет, — маменька, задаваясь целью, сколь бы глупа та ни была, становилась на диво настырна — были худшими в моей жизни.

Десятилетняя дылда среди девочек-пятилеток…

Слишком тяжелая.

Неуклюжая.

И не способная простоять на носочках и десяти секунд. А уж о самоотдаче…

…с даром он поспешил. И танцевать я не стану… и вообще… в порыве негодования, смешанного с тоской душевной, я обняла змею. А что, теплая и сухая… еще бы пушистая… но нет в мире совершенства.

— Напиться, как понимаю, тоже не выйдет…

Нкрума молча протянул флягу.

Воды, мать его…

Впрочем, пить я тоже хотела зверски. И полегчало, определенно… настолько, что я перестала вздрагивать, услышав очередной взрыв. Авось и не засыплет…

Нкрума положил руку мне на плечо, и змея зашипела, а я, верно, окончательно свихнувшись, дернула ее за хвост и сказала:

— Веди себя смирно… извини, на самом деле она хорошая. В глубине души.

Женишок хмыкнул.

А он ничего, тепленький такой… и под рукой у него спрятаться можно, закрыть глаза и представить, что нахожусь я где-то очень и очень далеко… интересно, что бы про него бабуля сказала? Ей мои приятели не слишком нравились, да и вообще современные мужчины.

Быстрый переход