Джосия стиснул зубы и закрыл глаза.

Анни налила в рану виски.

Джосия завопил и потерял сознание.

Анни еще не успела опомниться, как раненый, лежавший по соседству, вскочил и заорал:

— Что ты с ним сделала? Что ты сделала?

К счастью, и Кэтлин и солдаты Рафаэля еще не ушли, и разъяренный мятежник был схвачен прежде, чем успел добраться до Анни.

— Осторожней! — воскликнула она, когда двое солдат швырнули его на тюфяк. — Он только хотел помочь своему другу!

Солдаты неохотно отошли, но Анни увидела ярость в их глазах и вздувшиеся мускулы на их руках, и испугалась.

Когда они ушли, Анни повернулась к Джосии и с облегчением заметила, что он приходит в себя. Тогда она подошла к соседнему тюфяку.

Человек, который на нем лежал, был средних лет и совсем не похож на Джосию — коренастый, плотный, с рыжей бородой и спутанными волосами, из которых торчали колючки и солома.

— Совсем мальчишка, — проворчал он. У него была забинтована грудь, и он тяжело дышал. — Он ни о чем не знал, когда прибился к нам.

У Анни сжалось сердце, но она знала, что жалостью не поможешь, поэтому она сдерживала себя.

— Ему нечего меня бояться, — торопливо проговорила она. — Я здесь гощу. У меня нет власти.

На мгновение он закрыл глаза, а когда заговорил снова, его голос был хриплым от нахлынувших не него чувств.

— Ты хотела помочь, — прошептал он. — А я услышал, как он кричит, и подумал…

— Ты подумал, что я мучаю твоего друга. Я не обижаюсь на тебя, и ты не обижайся.

— Том! — донесся тихий голос Джосии с соседнего тюфяка. — Не позволяй ей лить виски на твои раны.

Том собрал все силы, чтобы его голос звучал спокойно и даже весело.

— Ага! Но если она это сделает, черт возьми, будь уверен, ты не услышишь от меня ни звука, а то кричит тут…

Анни засмеялась и нагнулась взглянуть на рану Джосии. Кэтлин тем временем подошла к Тому, а одна из женщин из деревни склонилась над третьим мятежником, который только что проснулся.

Хорошо поработав с утра, Анни, чуть слышно напевая, вышла из часовни, намереваясь посидеть у фонтана и порадоваться солнышку.

Но когда она встала на пороге большого зала, звуки замерли у нее на губах. Во дворе уже строилась виселица для Питера Мэтленда, и она ясно видела деревянные столбы.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Три дня стучали молотки и визжали пилы, наполняя смертельным ужасом летние дни и сердце Анни. Однако она продолжала трудиться, умывала больных, подавала им воду и суп, меняла повязки и белье, но ничто не могло надолго отвлечь ее от того зловещего, что происходило во дворе.

— Это для нас? — к концу третьего дня спросил Джосия. — Для кого там строят виселицу?

Он был все так же худ, но после того, как Анни почистила ему рану, а Кэтлин наложила шов, он быстро шел на поправку.

Анни вылила последнюю ложку супа в его раскрытый, как у цыпленка, рот.

— Конечно же, нет, — ответила она. — Это для человека по имени Питер Мэтленд. Во время беспорядков он застрелил студента в Моровии. Его судили, вынесли смертный приговор и теперь повесят.

У Джосии округлились глаза. Он и Анни не стали друзьями, но между ними понемногу крепло доверие друг к другу, хотя он все еще держался настороженно и даже временами воинственно.

— Он мятежник? Этот Мэтленд?

— Нет, — ответила Анни, с легким стуком опуская ложку в деревянную чашку и развязывая узел фартука. — Он один из солдат принца. А мятежником был как раз убитый студент.