Рафаэль отдал оружие эфесом вперед, не боясь порезать себе пальцы.

Карпентер взял меч, не причинив Рафаэлю вреда, от чего не удержались бы многие. Мужчины не сводили друг с друга глаз, когда Карпентер заговорил вновь.

— Я сожалею, но мы должны вас повесить. Вы проявили недюжинное мужество.

— Я вообще недюжинный, — заявил Рафаэль, чувствуя, что у него начинает кружиться голова от большой потери крови.

Его качало, но он постарался удержать равновесие, одной рукой зажав глубокую рану.

— Пришлите врача, — приказал Карпентер одному из своих людей, когда у Рафаэля подогнулись колени и он провалился в темноту.

Принц пришел в себя в подземной темнице. Он лежал на зловонном соломенном тюфяке. Рану в боку ему зашили и перевязали, но боль была такая, словно под ребра ему засунули раскаленную кочергу. Его знобило. Но все же первое, что он почувствовал, очнувшись, была радость.

Анни в безопасности, и с ней Патрик. Чего еще ему было желать?

Рафаэль долго лежал неподвижно, не желая снова провалиться в черную пустоту. Наконец, с мучительным усилием, от которого все его тело покрылось липким потом, он дотянулся до решетки и встал на ноги. Позади было высокое узкое окошко, и он видел в него свет заходящего солнца, а еще он услышал ровный стук молотка.

Он вздохнул и прижался лбом к решетке. Мятежники приводили в порядок виселицу Питера Мэтленда.

Анни, подумал Рафаэль, жалея не себя, а свою прелестную, жизнелюбивую жену и их ребенка. Почему он позволил себе пойти на поводу у своих желаний? Как он посмел зачать ребенка, который никогда не увидит своего отца?

Силы покинули его, и Рафаэль сполз на колени, все еще держась за железную решетку. Он молился, чтобы корабль Патрика увез Анни как можно дальше от берегов Бавии.

Когда Патрик Треваррен устроил дочь в своей каюте, а свои вещи приказал перенести в другую, Анни была в оцепенении от охватившего ее отчаяния. Он бережно положил ее на кровать, снял с нее туфли и накрыл одеялом, потом нежно поцеловал Анни в лоб, прошептал, что все будет хорошо, и ушел.

Оставшись одна, Анни свернулась клубочком и так лежала, не в силах ни говорить, ни думать, ни плакать, ни чувствовать. Мерное покачивание корабля усыпило ее, милосердно даруя ей отдых от ужасной реальности.

Вскоре, однако, кошмары разбудили ее, и она, вся в холодном поту, села в кровати. В комнате было темно, и Анни, соскользнув на пол, отправилась на ощупь к двери.

Задержав на мгновение дыхание, она нажала на ручку двери. Дверь оказалась незапертой.

Ослабев от радости, она, вся дрожа, прислонилась к тяжелой двери. Когда Анни удалось взять себя в руки, она вернулась к кровати и зажгла на ночном столике лампу. Она стояла в маленькой, уютной каюте и с неподдельным отвращением смотрела на свое платье. Ну как в нем карабкаться наверх, плыть или ползти? А ее бриджи и рубашка в замке Сент-Джеймс.

Взгляд Анни упал на стоявший в углу сундук из палисандрового дерева, и с надеждой ее вновь охватила жажда деятельности. Шарлотта Треваррен часто плавала на «Колдунье», а она, подобно дочери, любила нетрадиционную одежду.

Анни, не теряя времени, бросилась к сундуку и открыла крышку. Платья, платья, соблазнительные ночные рубашки… О чудо! Бриджи и рубашки. Анни сбросила платье, как змея кожу…

Рубашка и бриджи матери оказались ей совершенно впору.

Анни грустно улыбнулась своему отражению в зеркале на стене. Теперь найти бы шапку, чтобы спрятать волосы…

Еще мгновение, и она, выглянув в коридор, увидела, что дверь не охраняется. Зная тяжелое состояние дочери, Патрик, видимо, решил, что караул не нужен.

Анни помимо воли улыбнулась, тихонько скользнула вниз в короткий коридор и поднялась на капитанский мостик. Корабль стоял на якоре, и, как она вскоре поняла, на нем почти никого не было.