|
Однако отец и мать, несмотря на уже немолодые годы, любят друг друга. И не смейте чернить ее! – Мне она тоже нравится, – вмешалась Корри. Вдова немедленно нацелила все свои пушки на девушку. – Я то смею! А вот ты как посмела меня перебить! Внук, будущий граф… С его грубостью я еще могу смириться. Но ты! Боже, только взгляни на себя! И это дочь виконта! Кошмар… По видимому, ей недоставало Слов. Но ненадолго. – Ни на секунду не поверю, что молодой Маркер поцеловал тебя! Такой милый мальчик! Это ты скорее всего хотела его поцеловать! – Это для вас он милый, – уже спокойнее заметил Джеймс, – потому что знает: стоит хоть чем то прогневить вас, как вы не задумываясь сварите его заживо в кипящем масле. Но факт тот, что он негодяй и хулиган, третирующий всю округу! – И я лучше бы поцеловала жабу, чем Уилли Маркера, – добавила Корри. – Я не верю этому, Джеймс! Уилли – славный, добрый мальчик, – объявила вдова и снова набросилась на Корри: – Ты ударила его, когда он поцеловал тебя? Что же, это лишний раз доказывает, до чего ты груба, невоспитанна и бесчувственна! И ты, которую полагается считать леди, дала ему оплеуху? Что же, это всего лишь говорит о том, насколько я права: ты – жалкая, ничтожная, ничего не стоящая оборванка! И с этим прощальным залпом она выплыла из комнаты в облаке развевающихся юбок. – Ничего подобного, – прошептала Корри. – Я не жалкая и не оборванка. Джеймс, качая головой, посмотрел вслед бабке. Пожалуй, впервые за всю жизнь он осмелился выступить против нее, а она даже не заметила. И сейчас он чувствовал, что потерпел поражение. Поразмыслив, Джеймс понял, что, если бабка вдруг вздумает извиниться перед кем то за свое хамство, значит, настал конец света. И все же, подумать только, так нагло напасть на Корри и мать! – Мне очень жаль, Корри, но если тебе от этого будет легче, могу сказать, что с матушкой она обращается куда более жестоко. – Но я не понимаю! Почему она так злится на твою бедную мать? «Когда же старая летучая мышь протянет ноги?» – подумала она, но благоразумно прикусила язык. – Она ненавидит всех невесток, не говоря уже о собственной дочери, моей тете Синджен, – отмахнулся Джеймс. – Любая женщина, переступающая порог Нортклифф Холла, становится ее врагом. Исключение одно: тетя Мелисанда. Странно только почему? Ведь ко всем остальным она ревнует! – Может, потому, что ты и Джейсон очень похожи наледи Мелисанду? Удивительное, но совершенно непонятное сходство. Джеймс поморщился. – Верно. Кстати, тебя действительно зовут Кориандр? Корри принялась внимательно рассматривать потертые и поцарапанные сапожки. – Так мне сказали. – Какое несчастье. – И не говори. Джеймс вздохнул и осторожно положил руку ей на плечо. – Ты не кажешься оборванкой. Втайне он считал, что выглядит она еще хуже самой последней оборванки, если это только возможно, но слова бабки сразили беднягу. А ведь он знал Корри всю жизнь и, как ни странно, чувствовал за нее ответственность Почему, и сам не знал. Просто перед глазами стояла улыбающаяся во весь рот малышка, с которой ручьями стекала вода. Она казалась куда мокрее лягушки, которую протягивала ему в дар. Бесценный дар. Только для него. Корри удивленно моргнула, теребя старый коричневый жилет, вне всякого сомнения, принадлежавший когда то конюху. – А кем я кажусь? Джеймс замер. Ему вдруг захотелось зарыться в счета имения за последние десять лет. Вычислить цену овса и ячменя на будущие двадцать. |
