|
Сегодня она выглядела совсем по-другому. Волосы распушились и стали светлее. Ей очень шла униформа «Приюта Пиратов», хотя мокрое подвенечное платье подчеркивало фигуру гораздо лучше. Стоп! – велел себе Дрейк. Не думай о ее фигуре, не думай об этих длинных загорелых но-гах, которые открывают сейчас шорты цвета хаки. Масло плавилось и шипело; Дрейк вылил яйца на сковородку. Настоящие яйца. Настоящий кофе. – Вы употребляете столько масла, что им можно накормить любую страну третьего мира. Настоящее оскорбление! – Я люблю масло. И белый хлеб, – добавил он, заметив, как ее взгляд скользнул по лежа-щему на столе батону. – Лучше всего с ним получаются сэндвичи из хорошего бекона, салата и томатов. У пшеничного хлеба, видите ли, шероховатая корочка, и на него кладут много майоне-за. Потом следует кусок холодного бекона, тонко нарезанные кружочки помидора, и только по-сле этого – листья салата. Заметьте – обязательно свежего. Обычно кладут замороженный салат, а он жесткий. И хлеб размокает. – Свежий салат, – тихонько повторила Блэйр. – Вот именно, мэм. То, что вам нужно, – это молодой салат. Мягкий. – Дрейк причмок-нул. – После этого вы кладете четыре кусочка бекона, еще слой помидоров и покрываете все это другой половинкой хлеба. – Он положил в тостер хлеб и заключил: – Ничего нет вкуснее! Блэйр зачарованно смотрела на него. – Вы работали здесь прежде шеф-поваром? – Нет. – Барменом? – Нет. – Он повернулся к ней спиной и занялся яичницей. Что за дамочка! Неужели не мо-жет просто тихо посидеть и выпить кофе? А еще лучше – убраться отсюда? Блэйр долила себе еще немного кофе и наполнила кружку для Дрейка. Тот кивнул и взял ее, но прежде зачерпнул ложкой масло и полил им яичницу. – Где у вас приборы? – Там, в ящике, в столе, – показал он. И хоть она и издевалась над его яичницей, но достаточно быстро управилась с ней, а также с тостом. Дрейк вылил на сковороду еще два яйца. – Слушайте, а у вас есть еще что-нибудь из запасов? Например, обувь? – Блэйр приподняла босую ногу. Ворча себе под нос что-то по поводу неблагодарных потерпевших, Дрейк прошествовал в кладовую, схватил сетку с плетеными резиновыми тапочками, которые предназначались гостям, и, вернувшись, бросил ее к ногам Блэйр. Потом снял яичницу с огня и, плюхнувшись на стул, съел прямо со сковородки. Дрейк нервничал, нервничал в первый раз за эти восемь месяцев. Она что, не понимает, что ее присутствие раздражает его? Нет, она примеряла тапочки, продолжая болтать: – Так чем же вы все-таки занимались раньше? – Оптовыми поставками. – Где? – В Нью-Йорке. – В животе бурчало, и он мог отвечать только односложно. Так и до несва-рения недалеко. – А-а. Уолл-стрит. Звучит интригующе. Дрейк судорожно сглотнул, чувствуя, как пища камнем лежит в желудке. – Когда вы собираетесь туда вернуться? Нахлынули воспоминания. Постоянная беготня, лошадиные дозы кофе; внимание сосредо-точено на постоянно меняющихся цифрах; «колесо фортуны» показывает то выигрыш, то проиг-рыш; адреналин в крови, когда он выигрывал, и отвращение, когда проигрывал… Пресс, кото-рый безжалостно давит; надежды, ожидания… – Никогда. – Дрейк уставился на остатки яичницы, резко встал и соскреб их в мусорное ведро. Но Блэйр не замечала его внутреннего напряжения. – Эй, я нашла подходящую пару. – Она прошлась гоголем вперед и назад. – Спасибо. Дрейк промычал что-то невразумительное и наполнил раковину мыльной водой. – Что это за жуткий шум? – спросила Блэйр, собрав в сетку неподошедшие тапочки. |
