Забыв о том, что собиралась поспать, Лилька уверенно зашагала, вспоминая все, что знала о галлюцинациях, но не могла сообразить, бывают ли они от голода. И опять вспомнила, что в детстве ей иногда удавалось видеть то, чего еще не происходило в действительности, но должно было случиться. Например, она увидела Наташу еще до того, как Сашка их познакомил. А он сам увиделся ей дирижером. Правда, Саша им пока не стал… Лильку бросило в жар при мысли, что она может и не узнать, сбудется ли это, если он навсегда прогонит ее из своей жизни.

— Я не хочу, не хочу, — забормотала она, отбиваясь от бесцеремонных ветвей, хватающих ее прямо за лицо. — Господи, что же я наделала!

Лес не собирался расступаться и выпускать ее к людям. Уже поняв это, Лилька упрямо продолжала идти в ту сторону, которую наметила, хотя уже и не так быстро. В верхушках сосен нарастал гул, похожий на пение церковного хора. Или он только прислышался ей, как недавно привиделись те двое? Мир вокруг менялся, миражи просачивались в него, и некоторые, возможно, оставались: Лилька уже не разбирала, что вокруг настоящее, а что иллюзия.

Она прислушивалась к голосам деревьев и говорила себе, что эти звуки не могут быть от дьявола, ведь они напоминают рождественские песнопения. До Рождества, конечно, еще далеко, но недавно прошла Троица, а музыка их наверняка едина.

— Господи, выведи меня, пожалуйста! — жалобно попросила Лилька, подняла лицо и тут увидела, что над верхушками больше нет солнца.

Она содрогнулась: еще одна ночь?! Опять на каком-нибудь дереве? У нее со стоном вырвалось:

— Не-ет! Пусть меня сожрут, если уж так должно быть… Какая теперь разница?

Больше она не сделала ни шагу. Трава оказалась холодной, не похожей на ту, что была на опушке, но Лилька не собиралась искать местечко потеплее. В ушах шумело, и в коленях была такая слабость, что ей под силу было только лежать, не шевелясь.

"Почему? Человек ведь может прожить без еды целый месяц", — она подумала об этом с безразличием. Ей было все равно: есть у нее этот месяц или нет.

Перед глазами беспорядочно метались муравьи, доказывая Лильке, что можно жить без любви и при этом не чувствовать апатии. Она следила за их непонятной работой, лишенной какой бы то ни было амбициозности, и вяло пыталась убедить себя в том, что это правильно, так и надо. Только у нее самой после того, как Лилька поняла, что в спорте ее ничего не ждет, пропал тот веселый азарт, с каким она начинала каждый день.

Она снова почувствовала вкус к работе, когда Игорь взял ее в номер, хотя в первое время выходить на публику было страшно до того, что ее тошнило. И ноги заплетались не понарошку, а зрители смеялись, думая, что она дурачится. Потом она познала эйфорию от того, что ей аплодируют и ждут ее выхода, и жизнь, казалось, снова наполнилась энергией и смыслом, но Лилька сама лишила себя этого…

Устав от неугомонности муравьев, она перевернулась на спину и без улыбки всмотрелась в тускнеющее небо: "С чем же я осталась?" Она не спрашивала: "За что?" Лилька знала, что наказана за дело, и нечего роптать, только одиночество казалось ей слишком суровой мерой.

Можно было, конечно, попытаться поспорить с небом, ведь в заповедях ничего не сказано насчет "мужа ближней своей". Но это было бы уже пределом дерзости, и Лилька на такое не отваживалась. Да и спорить ей совсем не хотелось…

— Спать, — шепнула она, как говорила себе, когда случалась бессонница. Убедить себя удавалось редко, но Лилька продолжала шептать это слово, больше уже по привычке.

Она заметила, что от сосен больше не исходит музыка, но момент, когда все стихло, уже был пропущен. "Или я просто перестала слышать?" — не встревожившись, Лилька закрыла глаза.