В ней нарастало незнакомое ему беспокойство, и Сашке это тоже не давало покоя. Хотя он и понимал, до чего это невероятно, все же подумал об отце: "Если он там, самое время ему выбираться оттуда".

Правда, ему даже себе было трудно объяснить, что мог его отец до сих пор делать в пещере. Не на органе же играть столько месяцев! Он, конечно, обожает орган, но не до такой же степени… Самому Сашке было не под силу усидеть за инструментом дольше часа. Если только Иоланта за ним не наблюдала…

— Я же все сыграл! Ты сама слышала, — возмущенно отвергал он упреки матери. — И все трудные места повторил. Что еще?!

Иногда она печально говорила:

— Знаешь, настоящий музыкант проводит наедине с инструментом все свободное время. Он просто не хочет иного…

— Так то свободное! — подхватывал Сашка. — А у меня еще целая куча всего.

Он знал: мама понимала, что просто необходимо еще собрать до конца парусник из картонной мозаики; и сыграть с самим собой в "Золото инков", где на каждом шагу подстерегают ловушки и гремучие змеи; и сбегать с соседским пацаном к военной части, — а вдруг хоть на этот раз найдется гильза?

И потом ведь всегда ждала какая-нибудь из книг, которые Сашка не мог растягивать надолго. Маму беспокоило, что он ничего не запоминает из прочитанного, потому что просто "проглатывает" их. И это действительно было так, вот только насытиться хорошими книгами было невозможно. Но Сашка знал, что мама понимает и это, ведь она также прочитывала за ночь то, что ее захватывало. В такие минуты прервать чтение значило остановить саму жизнь…

Так что, хоть музыка и была для него главным, она все же не заполняла всей жизни. А теперь появилась еще и Лилька. И она не просто отняла часть его времени, а так и захапала все целиком.

…Сейчас Сашка лежал в темноте и решал, стоит ли брать ее с собой на ту скалу, которая показалась ему похожей на дядину картину. Или, в качестве наказания, оставить ее в этом доме, куда она так рвалась?

Он разозлился на Лильку еще днем, когда она, как беспризорная, вцепилась в мороженое. А вечером обиделся еще больше, потому что она так и вилась вокруг этого Игоря. И даже подпевала те самые доисторические песни, которые тот взялся исполнять под гитару. Ладно мама, но откуда Лилька могла их знать?

"Гусара тут изображает! А сам, между прочим, на манеже дурака валяет", — Сашка раздраженно пинал в огонь сучья и придирчиво следил за матерью. Она, вроде, и не улыбалась, и не пела, но почему-то Сашке казалось, что ей хорошо. И это уже само по себе было опасно, ведь до сих пор он слышал от нее:

— Мне хорошо только с вами.

Вторым был Сашкин отец, которого теперь он особенно надеялся найти.

Перестав дышать, он приподнялся на диване, где они с матерью спали вдвоем. Сашка предусмотрительно лег с краю, солгав ей, что всегда встает по ночам: "Ну, ты понимаешь…" Ее губы прижались к его щеке, без слов убеждая, что она все понимает, и в этот миг, когда мама была так близко, он особенно остро почувствовал необходимость защитить ее от того неизвестного, что Игорь пытался внести в их жизнь.

Прислушавшись, Саша убедился, что мама не собирается просыпаться, и на цыпочках подобрался к смешно раскинувшейся во сне Лильке, которую уложили на маленькой — прямо по ее рост — раскладушке. Откуда она взялась, Игорь объяснил смущенной скороговоркой, ни на кого не глядя:

— Иногда мой сын сюда приезжает. Когда бывшая жена отпускает его.

— Он младше меня? — не поверил Саша. Его родители выглядели куда моложе этого Игоря.

— Нет, старше.