Доказательства психогении быстро накапливались. Шустер и многие другие наблюдатели указывали на несоответствие между травмой и ее последствиями для нервной системы. Тяжелые неврозы развиваются после минимальных потрясений, тогда как тяжелые ранения, связанные как раз таки с сильным потрясением, обычно остаются без последствий. Еще резче подчеркивает несоответствие между травмой и неврозом Курт Зингер. Он даже пытается объяснить это обстоятельство с психологической точки зрения: «При молниеносной психической травме, испуге, парализующем ужасе речь идет о затруднении или невозможности приспособления к раздражителю». При серьезном ранении облегчение от внезапного роста напряжения наступает легко, но без наличия серьезного внешнего повреждения сверхсильный аффект находит разрешение «путем внезапной абреакции в телесных проявлениях». Как показывает введенное Фрейдом понятие абреакции, при разработке данной теории автор, должно быть, мысленно представлял себе психоанализ. Она напоминает воссоздание теории конверсии Брейера — Фрейда. Однако вскоре выясняется, что Зингер слишком рационалистически представляет себе такой процесс; он считает симптоматику травматического невроза лишь результатом усилия больного найти понятное объяснение смутному осознанию своей болезни. Таким образом, работы этого автора еще далеки от психодинамического подхода, как его понимает психоанализ.

Затем Гауптман, Шмидт и другие обратили внимание на отношение к времени при развитии симптомов военного невроза. При механическом повреждении самый сильный эффект должен наблюдаться непосредственно после силового воздействия. Вместо этого можно заметить, что непосредственно после травмы пострадавшие зачастую предпринимают соответствующие меры для своего спасения: отправляются в перевязочный пункт и так далее и только после попадания в безопасное место теряют сознание, а затем развиваются симптомы. У отдельных личностей симптомы появляются только тогда, когда им приходится возвращаться на передовую после восстановления. Шмидт справедливо отсылает такое поведение больного к психическим моментам. Он считает, что невротические симптомы развиваются только после того, как состояние временного помрачения сознания прошло и пострадавший заново переживает опасную ситуацию в своей памяти. Мы бы сказали, что такой раненый ведет себя подобно матери, которая хладнокровно и с презрением к смерти спасает свое дитя от надвигающейся смертельной опасности, но теряет сознание после совершения такого поступка. Обстоятельство, что спасенным здесь выступает не кто-то чужой, а собственная драгоценная личность, не важно для оценки психологической ситуации.

Из тех авторов, которые особо подчеркивали психогению травматических неврозов на войне, я в первую очередь процитирую Нонна. Не только потому, что он неизменно считал симптомы вызванных потрясением военных неврозов истерическими, но и потому, что он также был способен с помощью гипноза и суггестии заставить на мгновение исчезнуть тяжелейшие симптомы военного невроза и вызвать их снова. Таким образом исключалась возможность даже только «молекулярного» нарушения в нервной ткани; расстройство, которое могло быть устранено воздействием на психику, не могло быть никаким, кроме как психическим.

Данный терапевтический аргумент произвел очень сильное воздействие. Страсти в механистическом лагере постепенно поутихли, и предпринималось немало попыток интерпретировать свои прежние утверждения с позиции психогенетики. С этого момента спор продолжился среди представителей отдельных психологических подходов.

Как представить себе способ действия психических моментов и психогенное развитие клинических картин, настолько тяжелых, что они проявляются на физическом плане?

Здесь вспоминается прежний взгляд Шарко, что испуг и воспоминание о нем могут вызывать у человека физические симптомы, подобно состоянию гипноза или аутогипноза, когда их намеренно вызывает постгипнотическая команда гипнотизера.