Лишь иногда дядя устраивал ей небольшие развлечения — катал в карете или, когда она уж очень его просила, ездил с ней верхом в Гайд-парке, когда они жили в Лондоне, или в Лэнгстоун-Холле, когда они проводили время за городом.

В замке они больше не устраивали никаких развлечений по той простой причине — хотя Онора об этом и не догадывалась, — что графине была ненавистна даже мысль о том, что родственники и друзья герцога будут виться вокруг племянницы, будущей хозяйки замка, расточая ей похвалы. В прошлый визит графиня была неприятно поражена в первый же день приезда в замок, когда поняла, что в ее сторону никто и смотреть не желает, считая ее особой незначительной. Онора же, напротив, представляла для гостей интерес как будущая герцогиня, от которой впоследствии будет зависеть, пригласят их в замок или нет, поэтому они изо всех сил старались выказать ей свое расположение.

Графиня тогда готова была кричать от ярости, однако она давно уже научилась не только рассчитывать каждый свой шаг, но и искусно прятать свои чувства.

— В нашем графстве так много желающих познакомиться с женихом и невестой, — заявила она своему мужу, — что у меня нет ни малейшего желания их всех лицезреть. Вот сыграем свадьбу, тогда и приеду в замок.

Граф с удивлением взглянул на жену.

— Но ведь ты всегда восторгалась замком герцога, — проговорил он. — Даже, помнится, постоянно сравнивала его с нашим домом, и сравнение всегда оказывалось не в пользу последнего.

— А сейчас нахожу, что он не очень-то удобен, — бросила графиня.

Однако, испугавшись, что граф ей не поверит, она проговорила любящим тоном, который обычно действовал на мужа безотказно:

— Я не имею привычки завидовать кому бы то ни было, дорогой. Ты дал мне все, о чем можно только мечтать. Лэнгстоун-Хаус мой дом, и мне хочется быть именно здесь.

Граф был тронут до глубины души.

После этого разговора гостей стали приглашать в Букингемшир, однако для Оноры это место практически не отличалось от замка.

Все те же люди, валом валившие в дом, разнообразные родственники и прочее, прочее… И что самое грустное — ей никак не удавалось поговорить с герцогом наедине, хотя ей уже начало казаться, что это следовало бы сделать.

«Наверняка нам найдется, что обсудить, — все чаще думала она по мере того, как приближался день свадьбы. — И вообще нужно же мне узнать его поближе».

Но как это сделать, ведь за столом не поговоришь. Когда они вставали из-за стола, тетя сразу оказывалась начеку и под разными предлогами уводила от нее герцога.

Когда они проводили время в Букингемшире, он частенько ездил с Онорой верхом, однако их всегда сопровождал дядя. Кроме того, ее будущий муж всегда норовил вырваться вперед или перепрыгнуть через высокие препятствия, к которым дядя и близко запрещал подъезжать племяннице.

— Но я люблю брать барьеры! — попыталась возразить Онора.

— Вот выйдешь замуж за герцога, пусть он прикажет установить их для тебя пониже, тогда и прыгай сколько угодно, — проворчал граф. — А сейчас они высоки для любой женщины.

Онора могла бы ответить, что, если бы ей дали возможность, она бы и эти взяла без труда, однако спорить с дядей не стала. Она ездила верхом с отцом, едва научившись ходить. Их лошади, конечно, не были такими дорогими и породистыми, как у графа или герцога, однако практики у Оноры оказалось предостаточно. Она была совершенно уверена, что возьмет любое препятствие и, уж конечно, не испугается его.

Тетя по-прежнему встречала в штыки каждое сказанное племянницей слово, а то и откровенно подкалывала ее, и Онора приучилась говорить как можно меньше.

Частенько она размышляла о том, что неплохо было бы побеседовать с герцогом и выяснить, в какой области лежат его интересы.