Ее спасители слезли с нападавшего и поднялись на ноги. Он тоже встал и искоса посмотрел на Хейзел.

– Пошли домой, Хейзел, – сказала Колетт, обняв ее за плечи.

Когда они отошли от территории лагеря, Колетт добавила:

– Давай уедем из этой помойки и вернемся в Париж.

Хейзел была рада согласиться с подругой, пока не вернулась в свою комнату и не нашла письмо от матери, с приложенной к нему вырезкой из газеты.

Аид

Добро пожаловать домой – 6 мая, 1918

После нескольких недель в госпитале Модсли, Джеймса выписали в начале мая.

Все дни слились в один.

Бывали моменты, когда он вообще ни о чем не думал. Может, только о малиновке, севшей на его подоконник. О цветах в вазе.

Его прекратило трясти, и он больше не видел шприца.

По вечерам в общей комнате, где пациенты обычно принимали пищу, включали граммофон. Он играл в шашки с другими пациентами. Иногда они разговаривали друг с другом, а иногда плакали.

На пути в Челмсфорд родители Джеймса сидели по обе стороны от него. Мать взяла его под руку и прижала к себе. Он почувствовал себя маленьким мальчиком.

Увидев Мэгги и Боба, бегущих к нему с крыльца, он заплакал. Боб стал выше, и у него на носу появились прыщи. Мегги немного поправилась, а ее волосы были еще кудрявее, чем раньше. Увидев его слезы, они испугались, что сделали что-то не так. Он хотел им все объяснить, но не смог проронить ни слова, поэтому просто ушел в свою комнату.

Джеймсу казалось, что ему снова тринадцать лет, как его брату. Он смотрел на игрушечных солдатиков, выстроившихся на книжной полке, и ему хотелось смеяться.

Рядом с кроватью лежал его вещмешок, который каким-то чудом нашелся на поле боя. Он вызывал у Джеймса лишь отвращение.

На его письменном столе лежала пачка писем. Он решил оставить письмо Хейзел напоследок, еще не зная, принесет оно радость или боль.

Первое письмо было от рядового Билли Натли.

Дорогой Джеймс. Наш новый сержант дал мне твой адрес. Нас переназначили в Третью армию, под командование генерала Бинга. Наши траншеи не намного дальше прежних, но здесь довольно спокойно. Фрицы задали нам жару, но теперь их силы иссякли, и мы еще держимся. Я получил добрые вести от семьи Чада Браунинга. Он вернулся в Уэльс и потихоньку выздоравливает, но шрамы останутся на всю жизнь. Его родители хотели тебе написать, и я дал им твой адрес. Я рассказал новому сержанту, как ты разобрался со штурмовиками и отнес Браунинга в безопасное место. Мы все сказали, что тебя нужно представить к награде. Гилкрист, как ты, наверное, знаешь, погиб, и Селкирк тоже. Мэйсон пропал без вести. Мы, или, по крайней мере, то, что от нас осталось, все еще здесь. Поскорее выздоравливай и возвращайся к нам, в полк. Не забывай о нас, пока отдыхаешь. Твое здоровье. Билл.

Письмо задрожало у него в руке. Он поспешил открыть следующее.

20 апреля, 1918. Дорогой мистер Олдридж, я пишу вам, чтобы выразить нашу с женой благодарность за то, что вы героически спасли нашего бедного сына Чада. Он все еще восстанавливает здоровье в больнице. Мы надеемся, что он полностью выздоровеет. Под всеми этими бинтами он все еще наш Чад, несмотря ни на что. Мы не знаем, как вас отблагодарить, но, если вам когда-либо понадобится наша помощь – не стесняйтесь об этом сообщить. Искренне ваши, мистер и миссис Боуэн Браунинг, Тенби, Уэльс.

Следующее письмо пришло из армии. Его наградили медалью «За выдающуюся службу». К письму был приложен чек на двадцать фунтов и сообщение о том, что медаль пришлют позже.

Следующее письмо было написано женским почерком, а на конверте стояла пометка Юношеской христианской организации. Он прочел записку миссис Дэвис, обвинявшую Хейзел в неподобающих отношениях с солдатами.