|
Он отступил назад, кипя яростью, а я натянул очки и в воздушном смерче, делавшем невозможным какой-либо ответ, порулил прочь. Ты мне здорово помог, старина Фитц. К трем часам поле стало таким же пустым, каким оно было весь год. Не видно было ни одного самолета, кроме Ласкомба и биплана. Через кукурузное поле мы отправились обедать и рухнули за свой столик. — Три гамбургера и три Особых Бродяжьих, Милли. Еще одна сторона чувства безопасности. Ты не только знаком с официанткой, у тебя уже есть свой столик и свои дополнения к меню. У нас был стол на троих у боковой стены, а Особый Бродяжий — это был земляничный шербет, взбитый в миксере с Seven-Up. Стью даже вписал его, и он, возможно, по сей день остается в меню Пальмиры. После долгого молчания Пол заговорил, протирая глаза. — Ну и денек! — Угу, — согласился я, не желая даже делать усилие и открывать рот. — А что такое с Дьюк? — спросил Стью немного погодя, и когда стало ясно, что никто не настроен особенно разговаривать, он продолжил. — Она весь день смотрела, как вы летаете, но билета так и не купила. Говорит, ей страшно. — Это ее проблема, — сказал я. — Так или иначе, она и кое-кто из ее друзей пригласили нас сегодня на ужин. Это как раз за озером. Есть настроение пойти? — Конечно, есть, — сказал Пол. — Сказали, что заедут за нами в пять. Снова молчание, которое я, наконец, прервал. — Ну, что, сработало? Так может бродячий пилот выжить? — Если уж твоя птичка смогла пережить аварию и через два дня снова подняться в воздух, — сказал Пол, — то с бедой мы справились. И я, конечно, не знаю, сколько денег мы заработали, но у нас их целая куча. Если засесть и составить такое расписание, чтобы попадать на все воздушные утренники, на все окружные ярмарки и на все съезды земляков в маленьких городках, то полторы недели спустя можно было бы купить с потрохами самого Рокфеллера. — Пока ты летаешь и возишь пассажиров, ты будешь в деле, — сказал Стью. — Когда я продавал сегодня билеты, Дьюк сказала, что в городе заключались пари на то, что после этой аварии аэроплан никогда больше не взлетит. — Это она серьезно? — спросил я. — Вроде, да. — А, как мы их! Ты же видел, как, в конце концов, вертолет сдался. Старина Великий Американский Цирк по-настоящему забрался им за шкуру, и я думаю, они, под конец, не выдержали конкуренции. Какое-то время все молчали, потом снова заговорил Пол. — Знаешь, эта девушка летала со мной трижды. — Что это была за девушка? Не знаю. Она не сказала ни слова, ни разу не улыбнулась даже. Но она летала три раза. Девять баксов. Откуда у этой девчушки девять баксов, чтобы просадить их на прогулки на самолете? — Просадить? — переспросил я. — Просадить? Парень, да ведь девочка летала! Девять баксов — это ничто! — Да. Но таких, кто думает так же, как ты, не очень много. Ах да, знаешь еще что? Сегодня два автографа. Я дал два автографа. — Отлично, — сказал я. — Ты и меня здесь обставил. Ко мне тоже подошел какой-то парнишка и попросил расписаться в его блокноте. А как ты, Стью? Вот ты уже и не Звезда. — Бедняга Стью, — высокомерно сказал Пол. — А ты-то давал сегодня автографы... Звезда? Стью ответил мягко. — Двенадцать, — сказал он, глядя куда-то в сторону. К пяти часам мы зачехлили самолеты на ночь. Мы могли бы еще катать пассажиров, но у нас уже не было настроения и мы прикрыли лавочку. За нами приехала Дьюк с приятелями и отвезла нас в дом, находившийся как раз по ту сторону второго пальмирского озера. Можно было поплавать, но Пол предпочел остаться на берегу; вода показалась ему холодной. |
