|
Тот работал прекрасно. — Центральный бак, — пояснил он. — Всё прекрасно работает, когда топливо поступает из верхнего бака. Он поэкспериментировал, и оказалось, что, пока двигатель получает топливо из большого бака, расположенного в центроплане верхнего крыла, его заглушить никак не удается. — Вот оно в чем дело, — наконец заключил он. — Топливный горизонт не в порядке, или что-то в карбюраторе. Когда выжимаешь полный газ, ему нужно это дополнительное давление. Неполадка была устранена, и мы решили отметить это прыжком с парашютом. Стью не терпелось занести в свой список прыжков надпись: «прыжок из Тревлэйра». Где-то около полудня мы поднялись в воздух и строем из двух самолетов стали набирать необходимую для прыжка высоту. На высоте 2500 футов я от них оторвался и стал кружить, ожидая, когда Стью полетит вниз. Если прыжок пройдет, как мы рассчитывали, то нам придется потрудиться — толпа вокруг взлетной полосы собиралась немалая. Но прыжок вышел не совсем таким, как было задумано. Стью не попал в нужную точку приземления. Я опускался следом за ним, соображая, что с моей позиции нельзя точно сказать, куда он приземлится. Однако чем ниже мы спускались, тем яснее становилось, что на полосу ему не попасть и что все может закончиться тем, что он зацепит телефонные провода, идущие к югу через пустырь. Он пролетел в нескольких футах от проводов и приземлился в сорняках, затем вскочил и помахал нам, что с ним все о'кей. Мы со Спенсом в качестве рекламы прошлись строем над полосой, потом разделились и сели. Нас уже поджидала толпа желающих полетать, подошел, неся с собой парашют, запыхавшийся Стью. — Ребята! Я думал, мне висеть в проводах! Я зазевался и слишком поздно обратил внимание на ветер. Неудачный прыжок! Но так уж вышло. Трагедии не случилось, так что мы принялись за работу. Стью запихнул парашют в свой спальник и тут же принялся приглашать желающих покататься. Я кивнул Спенсу: «поехали», и мы разошлись по кабинам своих машин. Мы опять проработали до самого заката. К моему великому удивлению, мужчина и мальчик, при которых у Спенса отказал двигатель, вернулись и совершили полет. На этот раз «Континентал» работал исправно, и они посмотрели на Каоку с высоты — город мирно плыл по гладкому зеленому морю штата Миссури. Мне попался один болван, который оказался пьяным. После того как мы взлетели, он попытался было выбраться из передней кабины, и в целом вел себя как полный идиот. Я сделал крутой вираж, чтобы вдавить его в кресло, мысленно всё это время жалея, что нельзя на законных основаниях позволить этому тупоголовому вывалиться из кабины. — Если ты мне еще хоть одного такого пассажира подсунешь, Стью, — сказал я, приземлившись, — я тебя постригу гаечным ключом. — Прости, я не знал, что он совсем плох. Солнце село, а Спенс всё еще продолжал катать пассажиров. Каждому свое, подумал я. Мы с Парксом закончили рейсы, как только в темноте стало невозможно различать наземные детали. Когда Спенс наконец заглушил свой двигатель, была уже полная темень. Четырнадцатилетний опыт работы в Тихоокеанской Юго-Западной Авиакомпании заставлял его прокатить каждого потенциального клиента. Он плюхнулся на наши спальные мешки и зажег фонарик. — Ну как у вас дела, Стью? Стью складывал деньги в кучу. — Кое-что есть. Двадцать, тридцать, сорок пять, пятьдесят пять... — Кажется, день выдался удачный. — ...сто пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять... сто пятьдесят семь долларов. То есть. |
