— Троя? — переспросила Цирцея. — Странное название. Где этот город? Впервые слышу такое название. А Хриз не один на белом свете. Не думаю, чтоб тот жестокий и развратный малый мог обладать священным даром провидения. Но почему об этом не сказал мне сам твой друг? Он ведь не немой?

— Нет, госпожа, — произнес Одиссей с некоторым усилием, и голос его прозвенел как натянутая струна, — я просто боюсь, чтобы мой голос не напомнил тебе когото, кого ты когда-то очень хорошо знала.

— Очень хорошо знала? — величаво удивилась Цирция. — Я кого-то очень хорошо знала? Кто же это такой? Я никогда не прилагала стараний к тому, чтобы хорошо узнать кого бы то ни было из смертных. Не думаю, что подобное знание было бы мне хоть чем-то полезно или необходимо. Наклонности моих зверюшек я, правда, изучила очень даже неплохо, признаю, ибо провела среди них немало приятных часов, удовлетворяя их естественные нужды. Но хорошо знать смертных? Это не моя страсть. Пусть занимаются этим те, кому это нужно. И какое же имя носил тот человек, которого, по вашим словам, я якобы знала и даже очень хорошо?

— Одиссей, царь Итаки, — сказал Одиссей.

На сей раз Цирцея даже не удивилась, холодное равнодушие придало ее двойственному лицу вид застывшей маски.

— Одиссей? Царь? Итака? Странные вещи рассказываешь ты, благородный пришелец. Не исключаю, что среди многих других мог сюда забрести и смертный с таким именем и из тех мест. Но вы-то, призванные исполнить столь важное поручение, конечно, не предполагаете, что я у каждого спрашивала его имя, а хоть бы и так, разве могла бы я их всех запомнить?

Тут вмешался Ноемон:

— Слова твои резонны, госпожа. Я же тебе с самого начала сказал, что мы не принадлежим к божественному племени, и как люди смертные, хотя во многих смыслах от остальных отличающиеся, мы, возможно, говорим о делах смертных не вполне ясно и понятно для тебя, по рождению происходящей из высших сфер. Угодно ли тебе еще что-нибудь нам сообщить?

— О да, — отвечала Цирцея. — Хочу поблагодарить вас за труд, за обещанную мне надежду. А также проститься и попросить извинения, что не провожаю вас с надлежащими почестями, — я слишком слаба, и каждое усилие причиняет мне боли несносные. Ах, еще прошу сказать где следует, что причастность к недугам смертных нисколько, ну нисколечно меня не сблизила с их племенем.

— Это понятно, госпожа, — молвил Ноемон. — Божественный дух трудно, а то и невозможно заставить измениться. Правда, наше мнение тут мало что значит…

Цирцея засмеялась и всплеснула руками.

— Ах, как мне нравятся такие скромные мальчики! Обычно они бесстыжие, невоспитанные, а любовные забавы с распутниками…

Но эта ее выходка, пусть и не первая, словно бы не дошла до Ноемона.

— Божественный дух трудно, — повторил он, нисколько не смутившись, — а то и невозможно заставить измениться. Правда, наше мнение тут мало что значит, но мы не преминем передать вашу мысль.

— Понимаю, — опять с достоинством отвечала Цирцея. — Прежде всего я благодарна за вашу добрую волю, она же, полагаю, порождена вдохновением свыше и несет мне добрую надежду. Прощайте, достопочтенные гости-посланцы. Надеюсь, что тот, кто явится сюда после того, как вы исполнили свою миссию, откроет предо мною светлое будущее.

50. Когда они вышли из дома, двор был пуст. Старух и след простыл, также не было никаких признаков, что где-то поблизости мог находиться Телегон. У обоих было, однако, ощущение, что откуда-то из темных, им неведомых укрытий за ними внимательно и враждебно следят, и хотя они не ожидали какой-либо коварной западни, обоих кидало то в жар, то в холод.