– Как скажете, брат И.

– Это хорошие люди, Риз, приятные люди, Божьи люди. Я сделаю все возможное, чтобы убедить их, и Господь не позволит никому помешать нам отправиться домой. Если они попытаются нас остановить, мы просто обойдем их, перешагнем, оттолкнем в сторону. Или пройдем по их головам. Чего бы нам это ни стоило.

– Аминь.

– Аллилуйя. Мы идем домой, брат Риз. Наконец-то. Наконец-то. И теперь никто не встанет у нас на пути.

– Точно так. Аминь. Аминь.

– Что ж, решено. Мы уйдем завтра вечером. Взгляни на меня, Риз. Завтра вечером. Через двадцать четыре часа… мы приведем домой всех этих добрых людей.

– Аминь.

Боб Стуки скользнул в проход между двумя зданиями на Пекан-стрит и пошел по нему, включив фонарик. Эту часть города он знал как свои пять пальцев. Бывало, он прятался здесь, прямо здесь, оставаясь наедине с бутылкой бурбона и дурными воспоминаниями и в конце концов падая прямо на бетонную мостовую под этим пожарным выходом. Теперь он быстро миновал это место.

Квартира преподобного находилась на первом этаже коричневого кирпичного здания в конце Мейн-стрит, прямо напротив дома Лилли. Боб подошел к нему из переулка, тихо пересек внутренний двор и остановился возле задней двери. Он знал, что проповедника нет дома, что он встречается со старейшинами в лесу, обсуждая планы и заручаясь поддержкой всех и каждого. Боб понимал, что времени у него мало – Иеремия мог вернуться с минуты на минуту, – поэтому он быстро вскрыл дверь слесарным молотком.

Войдя внутрь, он сразу приступил к делу. Луч фонарика скользил по темной, заставленной мебелью комнате. Сердце Боба громко билось в груди. Он осмотрел шкафы и полки, заглянул под диван и наконец нашел печально знаменитую брезентовую сумку под громадной металлической кроватью, установленной в спальне.

Задержав дыхание, он собрался с силами и вытащил тяжелую сумку.

Все сны похожи. Во снах ты просто что-то знаешь. Вот и Лукас знал, что его мама мертва, но все равно хочет играть, поэтому он полз к просвету в кустах и видел маму, которая сидела спиной к нему на траве возле бельевой веревки. Сухим, безжизненным голосом она сосчитала до десяти – «семь, восемь, девять, десять» – и повернулась.

Ее зубы были черными, глаза – красными, как коричные глаза пряничного человечка, кожа – грубой и серой, как старое тесто. Лукас закричал, но с его губ не сорвалось ни звука. Он застыл на месте, смотря, как к нему приближается восставшая из мертвых мама. Она опустилась на колени. Лукасу показалось, что она хочет его съесть.

Затем она наклонилась и зашептала что-то. Лукас услышал ее слова, которые журчали ручейком возле его уха, – и понял, что это очень важное сообщение.

Боб похлопал себя по карманам в поисках очков. Он нашел их в нагрудном кармане джинсовой рубашки и надел на нос. Наклонившись к сумке, он посветил фонариком на один из ярлыков. На нем значилось: «ХЛОРАЛГИДРАТ – 1000 МЛ – ОПАСНОЕ ВЕЩЕСТВО – БЕРЕЧЬ ОТ ДЕТЕЙ». Пульс Боба участился.

Емкость остальных флаконов составляла от пятидесяти до ста миллилитров. На их ярлыках было написано: «ЦИАНИСТЫЙ ВОДОРОД – ОПАСНОЕ ВЕЩЕСТВО – СИЛЬНОДЕЙСТВУЮЩИЙ ЯД».

Боб выпрямился, с его губ сорвался тихий вздох. Он едва обратил внимание на остальное содержимое сумки – завернутые в вощеную бумагу брикеты взрывчатки С-4, смотанный в маленькие катушки детонационный шнур, аккуратно, как столовое серебро в ящике, упакованные динамитные шашки.

Он не мог отвести взгляд от стеклянных флаконов с убийственно прозрачными жидкостями.