― Если вы специализируетесь по этому вопросу, то вам, конечно, известно, что так Геродот называл кочевые племена, обитавшие в основном на юге России.

― Да, конечно, ― небрежно подтвердил Егор, стесняясь спросить, кто такой Геродот.

― Мы знаем о них не так уж много. В основном, исторически ориентируются на захоронения, которые называются…

― Курганами, ― быстро проявил эрудицию Егор. Это было единственное слово, которым он мог блеснуть, говоря о скифах. Вот и блеснул.

― Курганами, ― медленно повторила Ника. И посмотрела на него прищуренными недобрыми глазами.

Егор отчего-то почувствовал себя неловко.

― И эта статуэтка была найдена в кургане? ― спросил он, указывая на бронзового воина.

― Да, ― ответила Ника.

― А почему она оказалась в вашем музее, а не в Эрмитаже, например?

― Потому что в большие музеи, вроде Эрмитажа, попадают только самые лучшие произведения искусства, ― спокойно ответила Ника. ― Курган, о котором идет речь, был раскопан экспедицией Педагогического института в 1958 году. Лучшие экспонаты передали в крупные музеи, а некоторые, не столь ценные, нам разрешили оставить у себя. Раньше, видите ли, все принадлежало государству, поэтому на такие вещи смотрели спокойно. Все карманы в одном костюме, какая разница, куда переложить?

― Ну да, ― пробормотал Егор. ― В одном костюме… Как в случае с Крымом…

У него до сих пор болело сердце от такой исторической несправедливости. Одним росчерком пера Хрущев перебросил Украине Крым, словно шубу с барского плеча. Конечно, он тоже считал, что перекладывает общее достояние из одного кармана в другой. А получилось вон как…

Она никак не прокомментировала его реплику. Сидела за столом напротив и смотрела на Егора прищуренными глазами, зелеными, как лист кувшинки в пруду.

― А что еще было найдено в том кургане? ― спросил Егор, когда молчание стало тягостным.

― Еще?

Она немного подумала.

― Еще были найдены записи на каменной кладке. Да вы, наверное, помните! Эти камни передали в Эрмитаж!

― А-а-а!.. Да-да-да, ― зачастил Егор, сделав умное лицо.

― Скифский язык оказался очень трудным для расшифровки, но в 1965 году ученым удалось прочесть надписи.

― Да-да-да!..

― Припоминаете. Да?

― Да, помню, ― уверенно подтвердил Егор.

Ника откинулась на спинку стула. Теперь она рассматривала Егора не просто недоверчиво. Она смотрела на него брезгливо, как смотрят на неаппетитное насекомое, ползущее по обеденному столу.

Вопрос ударил его прямо в лоб, как мухобойка.

― Кто вы такой?

Он чуть не подскочил на стуле.

― То есть как это? ― спросил он глупо. ― Я же представился!

― Я спрашиваю, кто вы такой на самом деле, ― повторила она, чуть повысив голос. В глазах полыхнуло зеленое пламя, кулачки твердо сжались.

Егор против воли ею залюбовался.

― Отвечайте!

Он вздрогнул и торопливо начал:

― Внештатный корреспондент…

― …пять лет специализирующийся по скифской тематике, ― насмешливо договорила Ника. ― Прекрасно!

Она встала со стула и подошла к окну. Выглянула на улицу, потом развернулась лицом к Егору, сложила руки на груди.

― Даже последний идиот, который пять лет пишет о скифах, должен знать, что письменности у них не было! ― отрубила она жестко. ― И никаких записей в курганниках никто не находил! Оружие ― да, золота ― навалом, записей не было! Никаких и никогда!

Егор молчал, подавленный своей оплошностью.

― И потом, я видела, как вы приехали, ― продолжала Ника все тем же безжалостно-насмешливым тоном. ― Таких машин у журналистов не бывает. Тем более у внештатников. Тем более, у специалистов по скифской тематике. И такие игрушки, купленные на аукционе в Манеже…

Она указала взглядом на бронзового воина.