-  Полагаю, тот выход известен не только мне. Итак, плыть придется, а разводить потом костер для просушки - потеря времени, да и небезопасно.

    -  Вы считаете, все настолько серьезно? - спросил Граве.

    -  Я знаю только, что меня хотели подстрелить, - сказал Милов, - и для меня этого достаточно. Итак, решено?

    -  Так или иначе все вымокнет, - сказала Ева.

    -  Плывя, держите одежду над головой.

    -  Давно так не пробовала.

    -  Ну, отдадите мне, - сказал Милов. - Верну сухой.

    -  Вы крайне любезны, - сказала Ева. - Ведите нас, пещерный лев.

    -  Вы хотели сказать - пещерный человек, - поправил Граве.

    -  Хотела то, что сказала. Не придирайтесь.

    -  Но вы же его даже не видели, - сказал Граве, видимо, все еще колеблясь: купание, кажется, его не прельщало. - Откуда же вы знаете, что он похож на льва?

    -  Нам придется, - предупредил Милов, - миновать тот вход, которым воспользовался я. - Он знал, что обходного пути нет: схема ходов в окрестностях Центра была крепко запечатлена в его профессиональной памяти. - Так что никакого шума. Я иду первым, вы, Ева, кладете руку мне на плечо, а господин Граве замыкает - точно так же.

    Он ощутил, как легкая ладонь легла на его плечо.

    -  Тронулись!

    Они шагали молча, стараясь ступать в ногу. Ева сняла туфли и несла их в руке: острые каблуки тонули в песке, ноги сразу промокли.

    «Одно приключение вместо другого, - думала она, ощущая под пальцами твердое плечо. - Хороший свитер, надеюсь, он не какой-нибудь дикой расцветки, хотя от русских, говорят, можно ожидать чего угодно - и прекрасного вкуса, и самого дурного… Напрасно я не надела кроссовки - с брюками вполне уместно… Правда, их снимать труднее. - Тут ее мысли пошли в другом направлении. - А мой соблазнитель! - она не удержалась и фыркнула, подавляя смех. - Бедный котик: мышка уже в углу, загнана, он и коготь выпустил - и вдруг вламываются и портят всю охоту… Но уж тут он повел себя молодцом… Странно и ужасно: еще днем мы жили в цивилизованном мире, пусть не таком зеленом и душистом, как некогда, но все же… Да, мир… В нем прежде всего страдают дети. Я недолюбливала Растабелла, слишком уж он фанатичен и ограничен, хотя и талантлив, конечно, - а теперь мне его жаль. Бедная девочка… Растабелл теперь, наверное, и вовсе перестанет сдерживаться, а ведь за ним идут люди, его даже правительство побаивается. У нас такая администрация не продержалась бы и месяца, все потребовали бы импичмента, а тут… Все-таки в Европе очень много несовременного. Кстати, я ему так и не позвонила. С телефоном никогда такого не случалось. Что-то произошло в столице? Или здесь, в городе? Этот город - как теневая столица: здесь живет Растабелл и еще многие из его компании, этот странный Мещерски, и другие… Лестер давно дружит с Мещерски, у них, по-моему, какие-то общие дела. Лестер… Слишком много секретов завелось у него в последние два года, и это не бабы - все его налеты на баб мне были известны едва ли не заранее; нет, тут другое - я думаю, он…»

    Мысли прервались, когда она услышала тихое: «Тсс… стоп». Милов остановился, остальные - тоже, но рука женщины оставалась на его плече, он снял ее пальцы осторожно, почти ласково. Повернув голову, едва уловимо выдохнул:

    -  Обоим - лечь, только тихо… Скажу - бегите, как на сотке, свернете в первый ход направо - там я вас догоню…

    Помедлил еще секунду и бесшумно двинулся дальше.