Она покупала вещи не
так, как это делает дорогая куртизанка, для которой белье или
драгоценности - это, в сущности, и орудия производства, и помещение
капитала, - нет, тут было нечто в корне иное. Чтобы Николь существовала на
свете, затрачивалось немало искусства и труда. Ради нее мчались поезда по
круглому брюху континента, начиная свой бег в Чикаго и заканчивая в
Калифорнии; дымили фабрики жевательной резинки, и все быстрей двигались
трансмиссии у станков: рабочие замешивали в чанах зубную пасту и цедили из
медных котлов благовонный эликсир; в августе работницы спешили
консервировать помидоры, а перед рождеством сбивались с ног продавщицы в
магазинах стандартных цен; индейцы-полукровки гнули спину на бразильских
кофейных плантациях, а витавшие в облаках изобретатели вдруг узнавали, что
патент на их детище присвоен другими, - все они и еще многие платили
Николь свою десятину. То была целая сложная система, работавшая
бесперебойно в грохоте и тряске, и оттого, что Николь являлась частью этой
системы, даже такие ее действия, как эти оптовые магазинные закупки,
озарялись особым светом, подобным ярким отблескам пламени на лице
кочегара, стоящего перед открытой топкой. Она наглядно иллюстрировала
очень простые истины, неся в себе самой свою неотвратимую гибель, но при
этом была полна такого обаяния, что Розмэри невольно захотелось подражать
ей.
Было уже почти четыре часа. Стоя посреди магазина с зеленым
попугайчиком на плече, Николь разговорилась - что с ней бывало нечасто.
- А ведь если б вам не пришлось прыгать в воду в тот зимний день...
Странно иногда получается в жизни. Я помню, перед самой войной мы жили в
Берлине - это было незадолго до смерти мамы, мне тогда шел четырнадцатый
год. Бэби, моя сестра, получила приглашение на придворный бал, и в ее
книжечке три танца были записаны за принцами крови - все это удалось
устроить через одного камергера. За полчаса до начала сборов у нее вдруг
жар и сильная боль в животе справа. Врач признал аппендицит и сказал, что
нужна операция. Но мама не любила отказываться от своих планов; и вот
сестре под бальным платьем привязали пузырь со льдом, и она поехала на бал
и танцевала до двух часов ночи, а в семь утра ей сделали операцию.
Выходило, что жестоким быть нужно; самые симпатичные люди жестоки по
отношению к самим себе. Между тем часы уже показывали четыре, и Розмэри не
давала покоя мысль о Дике, который сидит в отеле и ждет Николь. Почему же
та не едет, почему заставляет его ждать? Мысленно она торопила Николь: "Да
поезжайте же!" В какую-то минуту она едва не крикнула: "Давайте я поеду,
если вам это ни к чему!" Но Николь зашла еще в один магазин, где выбрала
по букетику к платью себе и Розмэри и такой же велела отправить с
посыльным Мэри Норт. Только после этого она, видимо, вспомнила - взгляд у
нее сделался рассеянный, и она подозвала проезжающее такси. |