Изменить размер шрифта - +
Она заслужила.

— Я категорически против, — немедленно ответил полковник Федоровский.

Он непосредственно руководил работой Кристины фон Хассель. Он даже был с ней знаком и регулярно встречался с важным агентом. Правда, Кристина знала его как «Григория Константиновича». В реальности полковника звали Игорем Мокеевичем.

— Это почему же? — недовольно спросил Калганов.

— Очень опасно, — объяснил Федоровский. — Когда они встречаются в Австрии, шансы провала невелики. Но в Ливане все западные люди на виду. Совсем не надо им показываться вместе.

Калганов разозлился. Федоровский отвечал за безопасность агента. Пренебречь его мнением было невозможно. Но и отказываться от своих слов Калганов не любил. Когда в молодом возрасте получаешь генеральские погоны, то быстро привыкаешь к тому, что твои слова немедленно принимаются к исполнению, а не оспариваются подчиненными.

— Хорошо, — выдавил из себя Калганов. — По вашему настоянию я отменяю распоряжение о командировке Карманова. Но вот что необходимо предпринять. В Сирии трудная оперативная обстановка. Теперь, когда мы имеем настораживающую информацию от Кристины, ее нужно умело реализовывать. Ради безопасности столь важного агента мы не можем ссылаться на ее данные в переписке с резидентурой в Дамаске. Следовательно, вам нужно самому отправиться в Дамаск. Вы один знаете, чего следует опасаться.

Когда капитану Карманову, который уже получил ливанскую визу, кадровик сообщил, что его командировка отменяется, он чуть не заплакал. Для него это был удар. Ежегодные загранкомандировки были главным удовольствием его жизни.

А полковник Федоровский, напротив, был счастлив. Генерал Калганов думал, что унижает Федоровского, отправляя его всего лишь заместителем резидента, хотя полковник мог рассчитывать на самостоятельную должность. Но Федоровский рвался на оперативную работу. Он засиделся в центральном аппарате.

 

СИРИЯ. ДАМАСК. РЕЗИДЕНТУРА

 

Поздно вечером шифровальщик резидентуры политической разведки в Дамаске получил срочную телеграмму из Центра. Но расшифровывать не стал. На телеграмме была пометка — «только для резидента». Шифровальщик понял, что придется вызывать резидента в посольство, лишив его возможности приятно провести вечер. Советник посольства в Дамаске Олег Червонцев находился на приеме, устроенном в честь пятидесятилетия крупного банка.

В посольстве все решили, что история с захватом заложников на конференции нефтяных министров в соседнем Ливане закончилась для посла Вавилова относительно благополучно. Его выпустили с первой группой заложников, освобожденных террористами. В него не стреляли, его не били. Террористы даже не знали, что среди заложников оказался российский посол.

Но ужасный день, проведенный под дулами автоматов, сломал Михаила Петровича Вавилова. Страх, который он испытал, нельзя сравнить с обычным страхом, который время от времени познают люди.

В тот день посол не сомневался, что его убьют. И думал, как именно это произойдет. Отчетливо представлял свое тело в луже крови, когда полиция все-таки одолеет террористов.

Полковнику Козлову пришлось еще хуже. Ему, как и другим мужчинам, завязали глаза. Это только усилило чувство беспомощности. С завязанными глазами чувство беспомощности сильнее. Если они станут жаловаться, повязку затянут еще туже, или их еще и изобьют. Они даже не знали, в какой момент или с какой стороны ждать новых мучений.

Каждый выстрел, крик, вопль, грохот — вообще любой шум усиливал их страх. Человек не способен все это спокойно выносить. Эмоциональная система дает сбой. Перегруженный коммутатор сгорает. И Вавилов, и Козлов вышли из этой истории больными людьми. После всего того, что с ними случилось, любое напоминание о произошедшем немедленно возвращало их в состояние животного страха, пережитого в Бейруте.

Быстрый переход