Элли стояла перед ним полностью обнаженная, за исключением босоножек на высоких каблуках, и он мог видеть все несовершенства ее сорокалетнего тела. Но это его, похоже, нисколько не смущало. Со стоном Джон взял ее сосок в рот и начал ласкать его языком. Его горячий язык ласкал и дразнил ее сосок, то медленно обводя его ореол, то порхая по нему, как бабочка. Его руки в это время гладили ее по спине, сжимали ягодицы, раздвигали бедра, пока она не уткнулась коленями в кровать, словно оседлав его бедра. Все говорило о том, что он без ума от ее тела.
Какой изобретательный он любовник, подумала она, купаясь в море блаженства.
Элли не помнила, как оказалась лежащей на спине на постели, не заметила, когда он успел снять ботинки и брюки.
Но она заметила, как Джон протянул руку и включил ночник у кровати. Он вспыхнул, залив комнату мягким светом. До этого ее наготу скрывала темнота, теперь же она вздрогнула от безжалостного света лампы, беспощадного к возрасту женщины. Она испуганно взглянула на Джона… и прочитала на его лице восхищение.
— Ты прекрасна, — прошептал он, ложась рядом с ней на постель.
— Ты тоже, — шепнула Элли в ответ, ободренная комплиментом. Она осмелела настолько, что протянула руку и погладила его по бедру. Он весь был само совершенство. Большой, сильный и мощный.
И судя по всему, очень возбужденный.
С хитрой улыбкой он потянулся и вынул из кармана брюк, лежащих на полу, презерватив.
— Для вас, леди, — сказал он, протягивая ей пакетик и накрывая ее своим телом. Джон нагнулся и зарылся лицом в ее груди.
К тому времени, как он закончил целовать, лизать и покусывать ее груди, внутреннюю сторону бедер, колени, лодыжки, Элли уже извивалась на кровати, моля об освобождении. Но Джон не собирался останавливаться. Когда он снял с нее босоножки и отбросил их в сторону, Эллисон почувствовала себя так, словно помолодела на двадцать лет. Все ее члены обрели небывалую легкость, а голова кружилась от счастья, как у подростка.
Он забрал у нее пакетик с презервативом.
— Это мужская работа, — улыбнулся он Эллисон, которая все равно не смогла бы надеть его — слишком тряслись у нее руки от нетерпения. Джон оглядел ее, любуясь плодами своего труда. Как-никак, но это ему удалось — довести ее до такого состояния, хотя сам он уже едва сдерживался.
Когда он вошел в нее, Эллисон не могла сдержать стона — такой огромный и горячий он был внутри нее. С каждым толчком Джон возносил ее на вершины наслаждения. Их тела двигались в едином сумасшедшем ритме, пока наслаждение не превратилось в ослепительную спираль, которая стремительно сворачивалась вокруг нее, обещая мощный взрыв. Время и пространство исчезли, и остались только эта комната, эта постель и этот мужчина, который заставил ее вспомнить, какое это счастье — чувствовать себя женщиной. Достигнув пика наслаждения, она, словно в забытьи, все еще продолжала выкрикивать его имя.
* * *
Лежа на постели рядом с ней, Джон медленно приходил в себя после самого фантастического секса в его жизни. Никогда ни с кем он не испытывал таких ощущений.
Джон был уверен, что они подойдут друг другу в постели. И он хорошо знал, как доставить женщине удовольствие. Но он не представлял, каким счастливым это может сделать его самого. Впервые в жизни давать для него было прекрасней, чем брать.
Она так страстно отвечала на его ласки. Так чувственно, так самозабвенно. Элли была такой трогательной и такой смелой одновременно. Стоило ей переступить правила, которые она сама же для себя установила, как ее страстная натура проявилась с потрясающей силой.
А какое у нее великолепное тело. Он обожал каждый его изгиб. Ее полные груди приводили его в восторг. А ее кожа была гладкой, как шелк, и прохладной, как летний ветерок.
Он снова хотел ее. |