Волков снова пишет им письмо: мол, вы в своем уме?

Затем однажды утром он просыпается – лицо болит так, словно кто-то всю ночь лупил его осколками стекла по лбу и щекам. Он подходит к зеркалу и понимает, что больше не может управлять мимическими мышцами, – его лицо начинает жить собственной жизнью. Когда он пытается улыбнуться, уголки рта падают вниз, и он выглядит так, словно вот-вот заплачет. Пытаясь скрыть ужасные лицевые тики – особенно его пугает рот, который иногда двигается сам по себе, – Волков отращивает усы. Еще он покупает шляпу с круглой тульей, чтобы люди не пялились на него в трамвае. Если бы он увидел фотографию Фрэнка Баума, он поразился бы тому, насколько стал на него похож.

Редакторы «Краткой литературной энциклопедии» убирают из статьи о Волкове строчку о tic douloureux, но это не помогает – лицо больше ему не принадлежит. И даже хуже: в следующем переиздании КЛЭ появляется строчка о том, что у Александра Мелентьевича Волкова, автора «Волшебника Изумрудного города», восемь детей. Это тоже ошибка, но, проснувшись однажды утром после выхода энциклопедии из печати, Волков обнаруживает в квартире целую толпу детей, которых он никогда раньше не видел, – во всяком случае, он не помнит их лиц, – они называют его папой. Самый старший – его почему-то зовут Вивиан! – просит помочь с домашней работой по математике. Волков берет в руки тетрадку и понимает, что не может разобрать формулы, – он забыл математику.

Тут остается вопрос: как бы я завершил эту историю?

Возможно, я отправил бы его в путешествие, чтобы он разыскал редактора, который постоянно переписывает статью о нем.

Или нет, лучше вот так: сотрудники книжного магазина замечают в детском отделе подозрительного усатого гражданина в шляпе, красной ручкой он зачеркивает имя Александр Волков на каждом экземпляре «Волшебника Изумрудного города» и пишет сверху: «Л. Фрэнк Баум». Его пытаются вывести, но он устраивает скандал, кричит, что у него почти не осталось времени. Затем за ним приходят Железный Дровосек, Страшила и Лев, одетые в советскую милицейскую форму, особенно хорошо форма смотрится на Железном Дровосеке. Они выводят Волкова из книжного магазина, он не сопротивляется. Они ведут его к машине, и он уже знает, что сейчас они все вместе, вчетвером, отправятся в путешествие – к волшебнику Гудвину, который сможет исполнить его желание. Он уже знает, чего хочет: он хочет лицо, свое лицо, он хочет снова стать собой.

Ночная смена:

Морг, мертвецы и русская литература

I

Пару лет назад я наткнулся на новость: японской полиции пришлось усилить охрану морга в Токио. Туда доставили тело недавно умершего лидера секты «Аум Синрикё», и власти опасались, что сектанты могут попытаться выкрасть его. Идея совершенно безумная, подумал я: штурмовать морг, чтобы выкрасть из него мертвеца. И, разумеется, с тех пор вертел в голове сюжет для пьесы. Четверо сектантов врываются в морг, чтобы выкрасть тело своего почившего гуру. Они верят, что он воскреснет, и, возможно, хотят провести ритуал, чтобы ускорить его возвращение из мира мертвых. Но по всем законам драматургии план сектантов срывается: дежурящий в морге патологоанатом оказывается храбрецом, он запирается в одном из внутренних помещений и вызывает полицию. В итоге сектанты попадают в западню: снаружи – вооруженный ОМОН, внутри – не желающий сдаваться сотрудник. Так начинается самая долгая ночная смена в жизни главного героя – патологоанатома. Я так и хотел назвать роман: «Ночная смена», потому что герой несет свою вахту, отбиваясь от сектантов, сектанты – свою, осадив комнату с холодильниками, а полиция свою – окружив здание морга. Не бог весть какая идея, но мне нравилась: хорошая такая «бэха», камерная, диалоговая пьеса в замкнутом пространстве, единство места и времени.