Она шьет вам и другие платья?
Ранимость мгновенно исчезла, сменившись бесстрастной, почти тупой маской.
– Да, еще несколько. У меня не такой большой гардероб, как вам известно, и все наряды уже старые и вышли из моды.
Как ей объяснить?
Алек решил пока ничего больше не говорить, не желая ранить девушку еще сильнее или, того хуже, вызвать ее гнев. Он снова закружил
Джинни и с облегчением услышал, как та смеется.
– Люди были добры к вам?
Джинни склонила голову набок:
– Довольно вежливы, полагаю. Большинство из них – друзья и знакомые отца.
– А дамы?
– Холодно церемонны, если понимаете, о чем я. Только не возьму в толк, что произошло. Конечно, мы с отцом уже больше года не бываем в
обществе, но они, кажется, очень рады его видеть.
– Хотите, объясню, в чем дело?
Джинни неприязненно взглянула на Алека:
– Вы, чужак? И к тому же англичанин? И хотите объяснить мне…
– Да. Послушайте, Джинни. Я не стал бы вам лгать. Вы выполняете на верфи мужскую работу. Вы оскорбили дам, когда решили вырваться из
их тесного, ограниченного круга. Вы нарушили неписаные законы и вызвали раздражение у мужчин тем, что угрожаете их положению и, кроме
того, одеваетесь в мужской костюм и суете нос в их дела. А теперь вам вздумалось нарядиться, как… – Оглядев Джинни с ног до головы,
Алек вздрогнул: – Как чучело, омерзительно безвкусно и вообще непонятно в каком стиле. Они дождались возможности свести счеты, а вы
просто облегчили им задачу.
– Это все истины, которые вы хотели мне высказать, барон? – спокойно осведомилась Джинни.
– Да, и мне очень жаль, что пришлось вас обидеть, Джинни… Ой! Вы специально это сделали?
Джинни снова с силой опустила каблук на носок туфли Алека, с трудом отказалась от удовольствия врезать ему кулаком в живот и вместо
этого повернулась и, гордо подняв голову, удалилась посреди танца, оставив барона Шерарда в одиночестве смотреть ей вслед и
чувствовать себя при этом полным идиотом. В этот момент Алек думал лишь о том, что, будь они наедине и так близко, как несколько
секунд назад, обязательно сорвал бы с нее это отвратительное платье и хорошенько отшлепал бы по голой заднице. При этой мысли пальцы
сами собой судорожно сжались. У нее, должно быть, очень белые ягодицы, упругие, гладкие и круглые.
Алек покачал головой собственным мыслям и медленно, беззаботной походкой, словно подобное поведение партнерши было для него самым
обычным делом, пробрался сквозь танцующих, только чтобы немедленно очутиться в обществе Лоры Сэмон.
Она была самим очарованием и нежностью, и, решив, что хочет ее, Алек улыбнулся в знак согласия, когда красавица пригласила его
поужинать с ней завтра вечером. Вскоре к ним присоединились другие гости.
Не Лора начала этот разговор, но когда настала ее очередь, именно она старалась больше всех.
– Взгляните только на Джинни Пакстон. Клянусь, в жизни не видела ничего более ужасного, – провозгласила косоглазая молодая леди,
наделенная природой не только чрезмерно пышной фигурой и одутловатым лицом, но и мучнисто белой кожей.
– Да как мог ее дорогой отец – мой папа так уважает мистера Пакстона – позволить ей появиться в подобном виде?
– Джентльмены ничего не понимают в модах, – заметила Лора, улыбаясь жене мистера Уолтерса, очень богатого торговца скобяными
изделиями.
– Насколько я понял, – небрежно бросил Алек, – мисс Пакстон сшила это платье у лучшей модистки в городе.
– Невозможно!
– Немыслимо!
– У мисс Эберкромби. |