Луна смеялась.

    6

    Колени подогнулись, и юноша упал, больно ударившись о надгробие.

    Сил подняться не было.

    Рядом лежал сверток с десятью ре, выпав во время противоестественной бойни. По нелепой иронии судьбы сверток упал прямо в ладонь умирающей нопэрапон, и тонкие пальцы машинально согнулись, будто желая утащить с собой деньги туда, во мрак небытия.

    Вместо лилового пузыря на юношу смотрело его собственное лицо.

    Но подняться, ринуться прочь… нет, не получалось.

    -  Я… - Тонкие губы дернулись, сложились в знакомую, невозможно знакомую гримасу. - Я… я не убивала… мастер сам - сердце…

    Мотоеси захрипел, страстно желая проснуться в актерской уборной и получить за это нагоняй от сурового отца.

    Нет.

    Кошмар длился.

    -  Я… в Эдо такая маска… деньги нужны были!… Деньги… де…

    Кровавая струйка потянулась из уголка рта.

    Нопэрапон больше не было.

    Поодаль, на могильном холмике валялась краденая маска, стоившая жизни своему творцу и воровке. Только вместо знакомых черт «Горной ведьмы» деревянная поверхность теперь была гладкой, полированной, больше всего напоминая скорлупу яйца или волдырь после ожога.

    Не помня себя, забыв о деньгах, юноша подхватил маску, плохо соображая, зачем он это делает, и бросился во мрак, полный лунным смехом и стрекотом обезумевших цикад.

    …отец не ругал его за потерянные монеты. Еще бы, такое потрясение! - явиться в дом мастера масок и найти хозяина на полу мертвым и ограбленным… Любой растеряется, будь он даже потомственным самураем, а не актером, человеком души тонкой и чувствительной!

    Нет, великий Дзэами не стал ругать младшего сына.

    А сын не стал показывать отцу, во что превратилась работа мастера масок, последняя работа Тамуры-сэнсея.

    7

    Через день труппа уехала в Эдо.

    III. ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ

    ОЛЕГ

    Колено уже почти не болело.

    Впрочем, боли не было и в самый первый момент, в миг мальчишества, минуту глупости, за которую я буду поминать сам себя тихим помином в лучшем случае до конца лета.

    Если не больше.

    В дверь сунулась пухлощекая мордочка и захлопала ресницами. Мордочка была так себе, а ресницы - просто чудо. Длинные, черные, пушистые… Если бы проводился международный конкурс «Ресницы-98», то у мордочки был шанс.

    -  Олег Семенович… может, это… может, я?! Я умею…

    -  Спасибо, - с натужной вежливостью буркнул я, еле успев сдержать начальственный рык (кто, понимаешь, смеет без разрешения оставлять занятие?!!). - Спасибо, я сам умею…

    Отрываться на мордочке было бы стыдно. Пусть я всегда утверждал, что истинный учитель просто обязан быть несправедливым по мелочам - и все равно. Тем паче группа сей доброй самаритянки ждала во дворе. Их тренировка начнется через полчаса, а пока они вольны в поступках. Увы, слух о моей болящей коленке успел выпорхнуть наружу, и теперь многим суждены благие порывы, от которых надо успеть оградиться.

    Иначе замучают.

    Насмерть.

    Дверь не спешила закрываться. Ресницы все хлопали и хлопали, гоняя легкий сквознячок; я улыбался уже из последних сил, а для себя переименовал мордочку в ведьмочку.