Юнец прав - сегун злопамятен.

    Юнец прав.

    Но согласиться с его правотой - вот истинный позор.

    Даже если этот позор родствен безопасности.

    Улыбка растянула тонкие, бескровные губы маленького человека, похожего на краба; и при виде этой улыбки Мотоеси затрепетал с головы до пят.

    -  Наставник… наставник! Я готов принять любую кару за…

    -  Молчи и слушай. Только мне дозволено решать, кто из моих учеников талантлив, а кто бездарен. Только я принимаю решение: оставить или выгнать. Решая это сам, ты оскорбил меня. Но оскорбил по недомыслию, из лучших побуждений, и поэтому достоин прощения. Сейчас мы спустимся вниз, и я уделю тебе несколько минут своего времени. После чего приму окончательное решение: стану ли я учить тебя дальше или выгоню прочь. Ученик не выбирает, ученик отдает себя в знающие руки; бремя учителя - бремя выбора. И запомни: гнев или ласка сегуна Есинори здесь абсолютно ни при чем. На Пути Меча все равны.

    Идзаса- сэнсей покосился на тех двоих, что совсем недавно рубились на песке аллеи, а сейчас стояли внизу бок о бок, у обвитой плющом беседки, с отрешенными лицами.

    Услышали ли?

    Запомнили?

    Да, услышали и запомнили.

    -  Идем.

    И, не дожидаясь, пока юноша последует за ним, Идзаса-сэнсей спустился по ступенькам.

    Короткий жест - один из старших учеников кланяется и сломя голову убегает, чтобы минутой-другой позже принести из оружейного зала два деревянных боккэна. Мастер меча терпеть не мог этих новомодных ухищрений: на его занятиях использовались только стальные клинки, пусть и не работы оружейников древности, но все-таки стальные, заточенные, способные причинить увечье. И бамбуковые доспехи вкупе со шлемом он тоже не признавал, принуждая учеников заниматься в обыкновенной, повседневной одежде.

    Когда он говорил другим наставникам, что так гораздо меньше пострадавших и гораздо больше постигнувших - он был прав.

    Но верили ему не все.

    Впрочем, сейчас можно было позволить себе взять в руки боккэн из твердой древесины. Не ради себя, а ради этого юного глупца, способного причинить собственному телу бед во сто крат больше, чем это сделает кто-либо другой, и в первую очередь он, Идзаса-сэнсей.

    Рукоять, обтянутая вывороткой, сама ткнулась в ладонь.

    Маленький, похожий на краба человек поднял деревянный меч над головой и застыл в ожидании.

    4

    Все вышло неправильно.

    Совсем неправильно.

    Нет, поначалу события не отклонялись от задуманного Идзаса-сэнсеем сценария. Мы, конечно, не великий Дзэами, пьес не пишем и не ставим, но некоторые сценарии и нам подвластны. Вон юнец робко берет поданный ему боккэн, спускается вниз, на песок… встает напротив.

    Через секунду этому… как его?… Мотоеси становится неуютно, он облизывает губы и зачем-то переносит вес на заднюю ногу. Ему, наверное, кажется, что так гораздо безопаснее, дальше от мастера и, значит, лучше; ему так кажется, и он не прав.

    Пусть.

    Пусть его.

    А вот и боккэн косо смещается к правому плечу - еще одна глупость.

    Простим и это, хотя в бою это смерть.

    Разрубленная подмышка.

    Впрочем, юнец не самурай, юнец - актер, для него смерть - это занавес и преддверие следующего спектакля.

    Как и для нас всех, только спектакли разные.

    Идзаса- сэнсей мог позволить себе думать о постороннем.