Ишь ты!

    -  Привет, Володя. Это я. - Слава Богу, не стал выяснять: "Кто "я"?! - Слушай, я тут газету читал…

    Неприятный смех. Трубка смеется долго, очень долго, и я ловлю себя на желании послать все к эбеновой маме и закончить этот паскудный разговор.

    -  Грамотный? - отсмеявшись, интересуется трубка. - Прессу полистываешь? Дергаешься небось: а вдруг твоих криворуков зацепит?

    Я молчу.

    Я всегда молчу перед тем, как учинить выходку, о которой после буду шумно сожалеть.

    Ленчик когда-то, изучая мой гороскоп, сообщил, будто в прошлой жизни я был «судьей неправедным», скорым на опрометчивые поступки.

    Пожалуй, он прав.

    -  Ты не дергайся, сэнсей, - рокочет в трубке. - Ты спи спокойно: я о вас - ни словечка. Не знаю, не ведаю, в глаза не видел. Ты только вот о чем подумай, сэнсей, ты крепко подумай: двенадцать лет жизни - коту под хвост! А, сэнсей? Что скажешь?! У тебя ведь не двенадцать, у тебя поболе будет… Не жалко?

    И гудки.

    Короткие, наглые.

    -  Ну что? - спрашивает Димыч.

    «Олежа, как?» - сквозит во взгляде Ленчика.

    Я молчу.

    Никогда, никогда раньше Монах не разговаривал со мной в подобном тоне!

    -  Все нормально, - отвечаю я. - Он про нас забыл и забил. Все нормально, мужики…

    И только тут замечаю, что кручу в пальцах чайную ложку, как крутят нож перед обманным ударом.

    * * *

    Май наконец-то вспомнил, кто самый радостный в году, и плеснул в глаза солнышком.

    От Дубравы мы с Димычем сразу свернули к выводку турников, свежепокрашенных каким-то доброхотом, а оттуда взяли напрямик. Делать так было опрометчиво. Здешние лесопосадки испокон веку обладали норовом незабвенного ляхофоба Сусанина - стоило покинуть торные пути, как дорога вместо сокращения удлинялась раза в три. Год за годом мы топаем здесь, под каждым кустом если не стол и дом, то уж шашлык бывал наверняка - а вот надо же! Не иначе, леший шалит. Оставалось лишь угрюмо бормотать под нос: «И с тех пор все тянутся передо мной глухие кривые окольные тропы…» Ну и плевать. Пусть их тянутся. До занятия еще час с лишним, времени навалом.

    Мы, собственно, специально приехали ни свет ни заря, желая самолично осмотреть родную полянку после зимних невзгод.

    И прикинуть возможный объем работ по благоустройству.

    Наверное, со стороны это выглядело потешно: двое упитанных мужчин в самом расцвете сил подпрыгивают на ходу, елозят подошвами кроссовок по особо мокрым участкам, иногда останавливаются и раскорячиваются жабами перед дождем, задумчиво перенося вес то на одну, то на другую ногу… Чем славна Дубрава - со стороны пялиться некому. Тишь да гладь. И можно без глупых комментариев выяснить, что по такой погоде делать можно, что можно, но стремно, а с чем стоит погодить до более сухих времен.

    Мы перебрались сюда лет десять тому назад, из Лесопарка, главного обиталища окрестных «каратюков». С мая месяца (если не раньше!) Лесопарк разом превращался в коммунальную квартиру, где за каждый квадратный метр чуть ли не война начиналась. Иду на «вы»! - и таки иду, можете быть спокойны! Рукомашество с дрыгоножеством высовывались из-за каждой елки-палки, любое относительно ровное пространство шло нарасхват; временами приходилось стоять в очереди… Нет худа без добра: ветераны приучились делать свое дело даже под шрапнелью язвительных взглядов и реплик знатоков.