Как тень ходила, потом выкарабкалась кое-как, недавно вот совсем, а тот, как разошлись — ни слуху тебе, ни духу, ни алиментов. Козёл, короче. Ты, Славон, не козёл же? Ну я вижу, что не козёл, но Машку ты не обижай мне. Я, Славон тут-то тебе не опасен, но если что, то на том свете найду тебя, и спуску не дам, и черти тебя не спасут. Я в морской пехоте всю войну от сих до сих! Сорок пять минут в заливе плавал в декабре, как с катера смыло, все думали сдохну, а я вон тебе — живее некоторых живых. А так ты решительнее с ней, она баба хорошая, но малахольная мальца, так что ты, со всем пролетарским напором, — раз её и на матрас!
— О чём вы тут? — вернулась Маша, — Эй, вы что, пьёте, что ли?
— Я — нет! — крикнул из-под раковины Слава.
— А я у тебя разрешения забыл спросить! Понял, Славон, как надо-то?
— Да понял, понял! Открывай кран!
Слава вылез наружу.
— Всё стало лучше, чем было! Пользуйтесь, на здоровье!
— Ну я пошёл тогда, раз мужская сила тут теперь за ненадобностью. — Петрович вышел.
— Так о чём вы тут, если не секрет? — спросила Маша, подавая Славе полотенце.
— Да какие секреты? Учил меня Петрович как охмурить тебе половчее.
— А оно тебе надо?
— Маша, ну очевидно же, что надо.
— Ладно. Ну и как? Научил?
— Ага, теперь точно не уйдёшь из этих лапищ, Мария!
— Это мы ещё посмотрим. Вячеслав, а ты, прости меня, но понимаешь же, что у меня ребёнок?
— Да ладно? А где ты его прятала всё это время?
— Да ну тебя!
— Маша, собирайтесь — у нас сеанс через час.
— А билеты возьмём?
— Я взял уже, Маша, ну что за приличные люди до этого за тобой ухаживали, я не понимаю? И где ты взяла их в культурной столице?
— Котлеты в холодильнике, поешь, пока мы собираемся. Ухажёр.
* * *
На улице и правда подморозило. Снега не было, но ощущение было такое, что он вот-вот пойдёт — им почти что пахло в воздухе. И высушенный морозом город был не мокрый, что уже хорошо, и ветер, дувший с залива (это им сказал Слава) был холодным и свежим — люди кутались от него в шарфы и натягивали шапки поглубже, побыстрее стараясь заскочить на станцию метро или в магазин.
День прошёл замечательно, и было непонятно, как он мог так быстро кончиться. Сначала в кино, на мультфильмах, а потом в музее всем троим было весело и уютно, Слава много шутил, Маша много смеялась, а в музее Слава так и вовсе поразил её своими знаниями о художниках и обстоятельствах сюжетов картин. Вечером, в кафе, все с аппетитом ели (до этого перекусывали на ходу пирожками) и Егорке взяли вот такенное мороженое. Там же, в кафе, Маша со Славой заметно погрустнели, но когда Егорка спрашивал их, чего они такие кислые, сказать ничего не могли, а только отнекивались и натянуто улыбались, и Егорка удивлялся, но потом уже, когда вырос и вспоминал эти дни, понимал, что они уже тогда жутко не хотели расставаться, что удивительно — ведь пару дней всего, как знакомы.
— Зайдёшь? — спросила Маша, когда Слава провожал их домой.
— Хотелось бы, да. Чаю, например, попить.
— Мы же только что в кафе пили, — удивился Егорка, — и что вы находите в этом чае такого?
Почти стемнело, уже зажглись фонари. Снег, которого ждали весь день, наконец, начал робко сыпать с неба и украшать город торжественным белым.
Егорка милостиво разрешил Славе читать ему сказки, пока мама готовит чай и сама готовится к этому самому чаю. |