Татьяна недаром померещилась Нежданову; в ту самую минуту, как он спустил курок револьвера, она подошла к одному из окон флигелька
и свидела его под яблонью. Не успела она подумать: „Что это он в такую погоду торчит под яблонью, простоволосый?“ — как он повалился
навзничь, точно сноп. Выстрела она не слыхала — звук его был очень слаб, — но тотчас почуяла что—то недоброе и опрометью бросилась
вниз, в палисадник...
Она добежала до Нежданова... „Алексей Дмитрич, что с вами?“ Но уже им овладела темнота. Татьяна нагнулась к нему, увидала кровь...
— Павел! — закричала она не своим голосом. — Павел!
Несколько мгновений спустя Марианна, Соломин, Павел и еще двое фабричных уже были в палисаднике. Нежданова тотчас подняли; понесли
во флигель и положили на тот самый диван, на котором он провел свою последнюю ночь.
Он лежал на спине, с полузакрытыми недвижными глазами, с посинелым лицом, хрипел протяжно и туго, изредка всхлипывая и как
бы давясь. Жизнь еще не покинула его. Марианна и Соломин стояли по обеим сторонам дивана, оба почти такие же бледные, как и сам Нежданов.
Поражены, потрясены, уничтожены были оба — особенно Марианна, — но не изумлены. „Как мы этого не предвидели?“ — думалось им; и в тоже
время им казалось, что они... да, они это предвидели. Когда он сказал Марианне: „Что бы я ни сделал, говорю тебе наперед: ничему ты
не удивишься“, — и еще когда он говорил о тех двух человеках, которые в нем ужиться не могут, — разве не шевельнулось в ней нечто вроде
смутного предчувствия?
Почему же она не остановилась тотчас и не вдумалась и в эти слова, и в это предчувствие? Отчего она теперь не смеет взглянуть на
Соломина, как будто он ее сообщник... как будто и он ощущает угрызения совести? Отчего ей не только бесконечно, до отчаяния жаль
Нежданова, но как—то страшно и жутко — и совестно? Может быть, от нее зависело его спасти? Отчего они оба не смеют произнести слова?
Почти не смеют дышать — и ждут... Чего? Боже мой!
Соломин послал за доктором, хотя, конечно, надежды не было никакой. На маленькую, уже почерневшую, бескровную рану Нежданова Татьяна
положила большую губку с холодною водой, намочила его волосы тоже холодной водою с уксусом. Вдруг Нежданов перестал хрипеть и
пошевельнулся.
— Приходит в память, — прошептал Соломин.
Марианна стала на колени возле дивана... Нежданов взглянул на нее. |