.. Валентина Михайловна, обнимаясь с мужем, зорко глянула через его плечо на эту новую фигуру; Сипягин предупредил ее,
что привезет с собою учителя.
Все общество, продолжая меняться приветами и рукопожатиями с прибывшим хозяином, двинулось вверх по лестнице, уставленной с обеих
сторон главными слугами и служанками. К ручке они не подходили — эта „азиатщина“ была давно отменена — и только кланялись почтительно, а
Сипягин отвечал их поклонам — больше бровями и носом, чем головою.
Нежданов тоже поплелся вверх по широким ступеням. Как только он вошел в переднюю, Сипягин, который уже искал его глазами, представил его
жене, Анне Захаровне, Марианне; а Коле сказал: „Это твой учитель. Прошу его слушаться! Подай ему руку!“ Коля робко протянул руку Нежданову,
потом уставился на него; но, видно, не найдя в нем ничего особенного или приятного, снова ухватился за своего „папу“. Нежданов чувствовал
себя неловко, так же, как тогда в театре. На нем было старое, довольно невзрачное пальто; дорожная пыль насела ему на все лицо и на руки.
Валентина Михайловна сказала ему что-то любезное, но он хорошенько не расслышал ее слов и не отвечал, а только заметил, что она особенно светло
и ласково взирала на своего мужа и жалась к нему.
В Коле ему не понравился его завитой, напомаженный хохол; при виде Калломейцева он подумал: „Экая облизанная мордочка!“ — а на
другие лица он вовсе не обратил внимания. Сипягин раза два с достоинством повертел головою, как бы осматривая свои пенаты,
причем удивительно отчеканивались его длинные висячие бакенбарды и несколько крутой, маленький затылок.
Потом он сильным, вкусным, от дороги нисколько не охрипшим голосом крикнул одному из лакеев: „Иван! проводи господина учителя в
зеленую комнату да чемодан их туда снеси“, — и объявил Нежданову, что он может теперь отдохнуть, и разобраться, и почиститься — а обед у них в
доме подают ровно в пять часов. Нежданов поклонился и отправился вслед за Иваном в „зеленую“ комнату, находившуюся во втором этаже.
Все общество перешло в гостиную. Там еще раз повторились приветствия; полуслепая старушка-нянька явилась с поклоном. Этой, из
уважения к ее летам, Сипягин дал поцеловать свою руку и, извинившись перед Калломейцевым, удалился в спальню, сопровождаемый своей супругой.
VII
Обширная и опрятная комната, в которую слуга ввел Нежданова, выходила окнами в сад. Они были раскрыты, и легкий ветер слабо надувал
белые шторы: они округлялись, как паруса, приподнимались и падали снова. |