Изменить размер шрифта - +
Сипягина считала ее нигилисткой и безбожницей; с своей стороны, Марианна

ненавидела в Сипягиной свою невольную  притеснительницу. Дяди  она  чуждалась, как и  всех  других  людей. Она  именно  чуждалась  их, а  

не боялась; нрав у нее был не робкий.    
      — Антипатия, — повторил    Калломейцев, — да, это странная вещь. Всем, например, известно, что я глубоко религиозный человек, православный

в полном смысле слова;  а поповскую косичку, пучок — видеть не могу равнодушно:  так и закипает во мне что-то, так и закипает!    
      Калломейцев  при  этом  даже  представил,  поднявши раза два сжатую руку, как у него в груди закипает.    
      —  Вас  вообще  волосы  беспокоят, Семен  Петрович, — заметила Марианна, — я уверена, что вы тоже не можете видеть  равнодушно, если  у  

кого  они  острижены, как  у меня.    
      Сипягина  медленно  приподняла  брови  и  преклонила голову, как бы удивляясь той развязности, с которой нынешние  молодые девушки

вступают в разговор, а Калломейцев  снисходительно осклабился.    
      — Конечно, — промолвил он, — я не могу  не  сожалеть о тех прекрасных кудрях, подобных вашим, Марианна Викентьевна,  которые  падают  под  

безжалостным  лезвием ножниц; но антипатии во мне нет; и во всяком случае... ваш пример мог бы меня... меня... конвертировать!    
      Калломейцев не нашел русского слова, а по-французски  не хотел говорить после замечания хозяйки.    
      —  Слава богу, Марианна у меня еще очков не носит, — вмешалась Сипягина, — и  с  воротничками  и  с рукавчиками  пока  еще  не  

рассталась; зато  естественными науками, к  искреннему  моему  сожалению,  занимается; и женским  вопросом  интересуется  тоже...  Не  правда  

ли, Марианна?
      Все это было сказано с целью смутить Марианну; но она не смутилась.    
      — Да, тетушка, — отвечала она, — я читаю все, что об этом  написано; я  стараюсь понять, в  чем  состоит  этот вопрос.    
      —  Что  значит  молодость! — обратилась  Сипягина  к Калломейцеву,— вот  мы  с  вами уже  этим не занимаемся,  а?    
      Калломейцев  сочувственно  улыбнулся:  надо  ж было поддержать веселую шутку любезной дамы.    
      —  Марианна   Викентьевна, — начал   он, — исполнена еще  тем  идеализмом... тем  романтизмом  юности... который ... со временем...    
      —  Впрочем, я клевещу на себя, — перебила его Сипягина, — вопросы  эти  меня  интересуют  тоже.  Я  ведь  не совсем еще состарилась.
Быстрый переход