Изменить размер шрифта - +

Жадные глаза Грэс пожирали золотую строчку: «Заплатить мне или предъявителю пятьсот фунтов» и проверили подпись: «Джэнет Рой». Когда она удостоверилась, что может взять деньги, когда захочет, врожденная низость ее натуры тотчас проявила себя. Она покачала головой и оставила чек на столе с притворным видом, будто ей все равно, взять его или нет.
– Ваше сиятельство не предполагаете, что я так и схвачу ваш чек?
Леди Джэнет откинулась на спинку своего кресла и закрыла глаза. Ей было противно смотреть на Грэс Розбери. Ее воображение тотчас наполнилось образом Мерси. Она жаждала насытить свое зрение опять этой величественной красотой, наполнить свой слух мелодией этого кроткого голоса.
– Мне нужно время, чтобы подумать из собственного уважения к самой себе, – продолжала Грэс.
Леди Джэнет устало кивнула головой в знак согласия на предоставление требуемого времени.
– Будуар вашего сиятельства, я полагаю, все еще в моем распоряжении?
Леди Джэнет молча отдала свой будуар.
– А слуги вашего сиятельства к моим услугам, если будут мне нужны?
Леди Джэнет закрыла глаза.
– Вся прислуга к вашим услугам! – в бешенстве воскликнула она. – Оставьте меня!
Грэс вовсе не обиделась. Она даже обрадовалась – она почувствовала некоторое торжество при мысли, что довела леди Джэнет до нервной вспышки. Она настояла на другом условии.
– В случае, если я решусь принять чек, – сказала она, – я не могу из уважения к самой себе допустить, чтобы он был отдан мне не иначе, как в конверте. Ваше сиятельство, будьте так добры (если это окажется нужным) прислать мне его в конверте. Прощайте!
Она пошла к двери, осматриваясь во все стороны с видом явного неодобрения драгоценных сокровищ искусства, украшавших стены. Глаза ее немедленно опустились на ковер (рисунок знаменитого французского живописца), как будто ее ноги снисходительно ступали по нему. Смелость, с какой она вошла в комнату, была довольно заметна. Она не значила ничего в сравнении с той дерзостью, с какой она вышла. Как только дверь затворилась за ней, леди Джэнет встала. Не обращая внимания на зимний холод, она раскрыла настежь окно.
– Фуй! – воскликнула она, трепеща от отвращения. – Даже воздух этой комнаты заражен ею!
Она вернулась к своему креслу. Расположение ее духа изменилось, когда она села, – ее сердце опять устремилось к Мерси.
– О, мой ангел! – прошептала она. – Как я унизила себя – все для тебя!
Горечь воспоминаний была нестерпима. Врожденная сила натуры этой женщины вызывала у нее вспышку гнева и отчаяния.
– Что она ни сделала бы, а эта тварь заслуживает этого! Ни одна живая душа в этом доме не скажет, что она обманула меня. Она не обманула меня – она любит меня! Какое мне дело, свое настоящее имя или нет сказала она мне? Она отдала мне свое настоящее сердце. Какое право имел Джулиан играть ее чувствами и заглядывать в ее тайны? Мое бедное, искушаемое, измученное дитя! Я не хочу слышать ее признания. Ни слова не скажет она ни одной живой душе. Я хозяйка – я сейчас это запрещу!
Она схватила лист почтовой бумаги, заколебалась и бросила его на стол.
"Почему мне не послать за моей любимицей? – думала она. – Зачем писать? "
Она опять заколебалась, но все же оставила эту мысль.
"Нет! Я не могу положиться на себя! Я еще не смею видеться с нею! "
Она опять взяла листок и написала свою вторую записку к Мерси. На этот раз письмо начиналось с обычной нежностью.

"Милое дитя!
Я имела время подумать и успокоиться немножко после того, как писала к вам, прося отложить объяснение, которое вы обещали мне. Я уже поняла (и ценю) причины, заставившие вас вмешаться, и теперь прошу вас совершенно оставить объяснение. Я уверена, что будет тягостно для вас (по причинам, которых я не желаю разузнавать) представить ту особу, о которой вы говорили, и, как вам уже известно, мне самой надоело слышать о ней.
Быстрый переход