– Снимите с нее плащ! – закричал он, поднося руку к ее шее. – Бедный ангел! Она повернулась, падая, петля обвилась вокруг ее горла.
Мерси сняла плащ. Он упал на пол, когда доктор брал Грэс на руки.
Принесите свечу, – сказал он нетерпеливо, – вам Дадут в кухне.
Он старался нащупать пульс, но его рука дрожала, шум и суматоха в кухне оглушали его.
– Праведное небо! – воскликнул он. – Мое волнение пересиливает меня!
Мерси подошла к нему со свечой. При свете они увидели страшную рану, нанесенную осколком гранаты, в голове англичанки. Состояние доктора Сюрвиля изменилось тотчас. Выражение беспокойства покинуло его лицо, спокойствие врача закрыло его вдруг как маска. Каким был теперь предмет его восторга? Бесчувственное тело на руках – ¦ больше ничего.
Перемена на его лице не ускользнула от Мерси. Ее большие серые глаза внимательно наблюдали за ним.
– Она серьезно ранена? – спросила она.
– Не трудитесь держать свечку, – холодно ответил он, – все кончено, я ничего не могу сделать для нее.
– Умерла?
Доктор Сюрвиль кивнул головой и погрозил кулаком по направлению к противнику.
– Проклятые немцы! – вскричал он, посмотрел на мертвое лицо, лежавшее на его руке, и безропотно пожал плечами. – Судьба войны! – сказал он, кладя тело на постель в углу комнаты. – В следующий раз, сиделка, может быть, настанет очередь ваша или моя. Кто знает? Ба! Проблема человеческой судьбы внушает мне отвращение.
Он отошел от постели и выразил отвращение к немцам, плюнув на осколки разорвавшейся гранаты.
– Мы должны оставить ее здесь, – продолжал доктор. – Она была когда то очаровательной особой – теперь она ничто. Пойдемте отсюда, мисс Мерси, пока еще не поздно.
Он предложил руку сиделке. Стук колес багажных повозок, трогавшихся в путь, и в третий раз бой барабанов раздался вдали. Началось отступление.
Мерси отдернула холстинную занавесь и увидела тяжело раненных, оставленных на их соломенных постилках на милость неприятеля. Она отказалась от предложенной руки Сюрвиля.
– Я уже говорила вам, что останусь здесь, – отвечала она. Сюрвиль поднял руки с вежливым возражением. Мер приподняла занавесь и указала на дверь из домика.
– Ступайте, – сказала она. – Я решилась.
Даже в эту трагическую минуту француз остался французом. Он удалился с неподражаемой грацией и достоинством.
– Милостивая государыня, – сказал он – вы великолепны!
С этим прощальным комплиментом дамский угодник – верный до последнего своей любви к женскому полу – поклонился, приложив руку к сердцу, и вышел из домика.
Мерси опустила холстинный занавесь. Она осталась одна с умершей женщиной.
Последние звуки шагов, последний стук повозок замерли вдали, и стрельба с позиции, занимаемой неприятелем, не нарушала более наступившей тишины. Немцы знали, что французы отступили. Через несколько минут они займут брошенную деревню. Звуки их приближения будут слышны в домике. Пока же тишина была ужасной. Даже несчастные раненые, оставленные в кухне, молча ждали своей участи.
Оставшись одна в комнате, Мерси прежде всего взглянула на кровать. Обе женщины встретились в суматохе первой стычки после сумерек. Разлученные, по прибытии в домик, обязанностями сиделки, они опять встретились в комнате капитана. Знакомство между ними было короткое и не обещало перейти в дружбу. Но роковое несчастье пробудило участие Мерси к незнакомой женщине. Она взяла свечу и подошла к женщине, которая была убита буквально возле нее.
Она стояла возле кровати, смотря в ночной тишине на неподвижное, мертвое лицо.
Это было лицо поразительное – раз увидев его (живое или мертвое), его нельзя было забыть. Лоб очень низкий и широкий, глаза необыкновенно далеки друга от друга, рот и подбородок замечательно малы. |