— Понимаю. У Джерома есть замечательная фраза: «В каждом из нас спит дикарь: опаснее всего его будить и тем более подкармливать».

— Вот именно! Томми, конечно, меня высмеял. Он сказал, что на съемках этой сцены в перерывах он и актриса, игравшая его жертву, рассказывали друг другу анекдоты и хохотали до колик, — таким образом, они расслаблялись. И вообще: по его словам, все это лишь голый профессионализм, а самые яростные эмоции — такая же имитация, как и искусственная кровь на их лицах.

— Он прав, вам совершенно не о чем беспокоиться. Я напрасно сказала о дикаре, эта фраза не имеет отношения к актерской игре. Мне понятен ваш страх — страх отца за своего ребенка, но уверяю вас, Николас, в данном случае жертвой стали только вы. Жертвой искусства в самом доподлинном смысле, как бы высокопарно мои слова ни звучали. Единственное чувство, которое вы должны сейчас ощущать, — это чувство гордости. Пусть своей игрой — несомненно, талантливой — сын заставил вас страдать, но если и другие зрители при просмотре фильма будут испытывать страдания или хотя бы дискомфорт, их души немножко очистятся от всякого рода шелухи.

— Полин, вы нашли именно те слова, которые я хотел услышать! Жаль, что вас не было со мной, — вы бы оказали мне моральную поддержку прямо на месте.

— Не жалейте. Я слишком экспансивна и патологически боюсь жестокости. А если бы я разрыдалась или упала в обморок? Лучше скажите, как все прошло.

— Великолепно. Публика приняла картину на ура. А после просмотра дама, которую только что на экране избили до полусмерти, подошла ко мне и стала рассыпаться в комплиментах в адрес Томми. Выглядела она просто восхитительно, рядом стоял ее вполне довольный супруг… И все же, не сочтите меня безумцем, но мне стало легче, только когда я увидел, как Том нежничает со своей подружкой.

— Вы одобряете его выбор?

— Вполне… Она старше его и, судя по всему, обладает прагматичным умом, твердым характером и играет первую скрипку в их отношениях. Мне кажется, Том в ней нашел не только возлюбленную. Я, ничего не имею против.

— В ваших словах нет уверенности.

— Нет, нет, дело совсем в другом. Знаете, когда я впервые почувствовал себя старым? Когда мой сын сообщил, что обустраивает серьезную совместную жизнь с этой женщиной. Это показалось мне таким диким. Ведь буквально еще вчера он пластмассовой ложкой ел кашу, сидя на высоком стульчике… Понимаете? Не то чтобы я ревновал, нет… Все вполне естественно. Просто в тот момент мне показалось, что я одним махом перескочил в следующее поколение, — поколение уходящих.

— Вы?! Вы полагаете, одно лишь наличие взрослого сына дает основание для столь неуместных умозаключений? Уж кого-кого, но вас, Николас, я бы ни при каких обстоятельствах не стала записывать в поколение уходящих!

Николас остановился и внимательно посмотрел на Полин. В его взгляде присутствовали признательность и нетерпеливая заинтересованность.

— Полин… Как вы категоричны и пылки в суждениях. У вас даже щеки разгорелись.

— Не из-за вас, не обольщайтесь. Это от ветра.

Николас рассмеялся:

— Замечательно. Я и не рассчитываю, что еще могу вызывать у женщин такой дивный румянец. Однако действительно становится прохладно. Скоро совсем стемнеет, и будет еще холоднее. А вы слишком легко одеты. Может, хватит гулять, пора посидеть где-нибудь в тепле?

Поежившись, Полин огляделась: все фонари вдоль аллеи уже горели мощным ровным светом.