— Вы, Виктор Иваныч, особо-то пока не хорохорьтесь. Лежите больше! Вот… — доктор обернулся к сопровождающей сестре милосердия в шапочке с кранным крестом и глухом светло-зеленом платье. — Я тут все написал… Впрочем, коллеги посмотрят… Удачи вам, Виктор Иваныч! Выздоравливайте!

Заурчал мотор. Включив фары, таксомотор развернулся во дворе и покатил в город.

Отойдя от окна, доктор потер руки:

— Ну, что, Аглая? Чайку? Да потом пойду спать… Устал — сил никаких нету.

— Конечно, конечно, Иван Палыч! — санитарка, взяв чайник, набрала из бака воды… — Да, Иван Палыч — вы новость-то слыхали?

— Хорошую?

— Да уж, не знаю, как и сказать… Аристотеля Субботина помните? Здоровый такой… Сын…

— Да помню конечно… Ну?

— Говорят, добровольцем записался… На фронт!

— О как! Ну, храни его Бог, коли так!

Вот вам и мажор!

Чай пили с калитками из ржаной, с лебедою, муки и картошки. Аглаина матушка испекла. Все жаловалась, хватит ли картошки хотя бы до весны… Такие уж наступали времена, не до жиру…

— А вкусные! — заценил Артем.

На крыльце вдруг послышались шаги…

— Видать, срочный вызов… — доктор поставил чашку. — Что ж, бензин еще есть.

Кто-то постучал в смотровую.

— Да заходите уже! Ну… Анна! Ты⁈

— Да я ж, — девушка смущенно зарделась… или просто раскраснелась с холода.

— Отпустили! — всплеснув руками, ахнула санитарка.

— Отпустили. Извинились еще! Я — на последний поезд и…

— Ой, Анна Львовна! Давайте-ка с нами чайку…

Они просидели до позднего вечера. Лишь только под утро доктор проводил Анну Львовну домой… в школу…

Там еще попили чаю…

И уж потом Артем зашагал обратно в больничку… Было морозно, темно. В бархатно-черном небе еще сверкали звезды, луна… И лишь где-то на западе шевелилась, светлела алая полоска близившегося рассвета.

Чу! Что такое? У больницы ошивались какие-то люди! Ох, не к добру такая суета…

— Здравия желаю! Вы доктор?

По виду — проводник или… какой-то железнодорожник.

— Да, я…

— Спасский. Ипполит… Экспресс — «Санкт-Петерург — Пермь». Старший вагона… Доктор, мы остановили поезд!

— Что, рожает кто? — догадался доктор.

Спасский махнул рукой:

— Хуже! В вагоне перестрелка была!

— Что-о⁈

— Пострадавшего мы уже доставили… Похоже, того… А другой на ходу соскочил, скрылся!

— Та-ак… Ладно, поглядим…

Иван Палыч вбежал в больничку, на ходу скидывая шляпу и пальто… Слава Богу, Аглая была на месте.

— Что там такое?

— Ой, Иван Иваныч! Там… Кровища! Говорят, в поезде стреляли. Я сказала, чтоб сразу в операционную.

— Что, так плох?

Надев халат, доктор вымыл руки.

Мужчина в окровавленном исподнем лежал на операционном столе бледный, как сама смерть, и, кажется, уже не дышал.

— Так, глянем… — наклонился Иван Палыч.

И тут же дернулся, словно получил удар током!

— Господи… Гробовский!

Глава 21

— Гробовский? — прошептал Иван Палыч, глядя на знакомое лицо.

— Он самый, — шепнула Аглая и зачем-то перекрестилась. — Говорят, в поезде его так… Какие-то политические.