Такое лицо должно вызывать доверие и сочувствие. И в кино это получалось. А Хотеславец, хоть и полностью соответствовал этому типу, вызывал брезгливость и ужас.

Гвэрлум смотрела на него, как завороженная, и не могла отвести глаз.

Мальчишка был калекой. Должно быть, сильно расшибся в детстве. Одна нога была у него почти на пол-локтя короче другой и намного тоньше. Он подскакивал при каждом шаге, точно птица с перебитой лапой. Голову он держал косо, видимо, чтобы сохранять равновесие. И по той же причине сильно задирал плечо.

Гвэрлум чувствовала на себе его взгляд, который будто облеплял ее со всех сторон невидимой густой паутиной, и выбраться на волю из этой паутины было невозможно. Ей стало страшно.

«Власть над людьми, — напомнила себе Гвэрлум. — Держать в собственных руках жизнь молодого, сильного мужчины и знать, что только ты можешь его спасти… Что может быть слаще?»

На миг мелькнуло в памяти спокойное, широкоскулое лицо Флора, но оно тотчас исчезло, сменившись изможденным лицом боярина Андрея Палицкого.

— Мне она нравится, тетенька, — объявил Хотеславец, завершив придирчивый осмотр Наташи. — А можно я ее потрогаю?

— Нет! — вскрикнула Гвэрлум, отстраняясь.

Сольмира подняла голову и выпрямилась, все еще стоя на коленях. Мальчик заметил ее только теперь.

— А, ты здесь! — крикнул он. — Тетенька! Пусть она уйдет! Я ненавижу ее!

— Уходи, Сольмира, — приказала Пожега.

— Но… — попыталась вмешаться Гвэрлум. Она хотела было сказать, что ей страшно оставаться здесь одной, без знакомого лица, однако язык присох к небу, и она не смогла вымолвить больше ни слова.

Сольмира встала и, покорно свесив голову, пошла прочь. Хотеславец тихонько захихикал, глядя ей вслед.

Пожега коснулась лица Наташи. Рука у старухи оказалась холодной, почти ледяной, и чуть влажной. Гвэрлум вздрогнула. Она понимала, что находится в самом сердце обители Зла. Темного эльфа это, по идее, не должно сильно беспокоить. Гвэрлум принадлежала к тому разряду «черных эльфов», которые в глубине души считали, что у зла тоже может быть человеческое лицо.

Оставалось только надеяться на то, что Пожега разделяет это мнение.

Старуха не повела девушку в дом. Вместо этого она взяла ее за руку и потащила за собой в чащу леса. Хотеславец, посмеиваясь и подпрыгивая, бежал следом.

Стало совсем темно. Гвэрлум поминутно оступалась в отличие от старухи, которая шагала твердо, как будто видела в темноте не хуже, чем днем. Избушка давно осталась позади. Ночная влажная прохлада покусывала за плечи, студила щеки. Из леса поднимался туман.

Все трое вошли в низину, густо заросшую папоротниками, Гвэрлум подумала, что здесь, должно быть, водятся змеи. Страшновато идти без резиновых сапог вот так, вслепую. Наступишь на гадюку — и объясняй ей потом, что ты не хотела, что это недоразумение и вообще вышло по случайности.

А старуха никакого страха, похоже, не испытывала. Между папоротниками туман лежал густой, как манная каша, он медленно колебался под ногами и шевелился, словно живой.

Вдруг Наташа заметила впереди крошечный огонек. Маленькую красную точку. К этой точке и шла старуха, уверенно разводя руками тугие ветви елей. Гвэрлум с трудом поспевала за ней. Точка огня становилась все больше и наконец превратилась в костер, возле которого никого не было.