Наташа приблизилась, склонилась над Андреем.

— Я тебе питье принесла, — тихо проговорила она.

Тотчас оба Авдейкиных глаза открылись, слуга сел на лавке, спустил ноги на пол, на Наташу уставился. Заморгал хмуро. Гвэрлум вызывала у Авдейки почему-то подозрения. Может быть, ревновал ее слуга, а может, чувствовал что-то.

Боярин шевельнулся. Разлепил воспаленные губы, шепнул:

— Спасибо…

Наташу захлестнула горячая волна. Сейчас!.. Какое же спасибо скажет он ей, когда живительная сила разбежится по его жилам и позволит ощутить себя полностью исцеленным!

— Пей, — повторила она.

Андрей чуть приподнялся — Гвэрлум помогла, поддерживая подушки, — и с жадностью приник к чаше. Одним махом выпил, откинулся на спину…

И тут губы его посинели, в углах рта выступила пена, глаза начали вылезать из орбит. Удушье схватило раненого костлявой рукой и стиснуло шею так, что он не мог выдохнуть.

Наташа помертвела. Чуть отступила на шаг, схватилась ладонями за горло, чтобы не завизжать. Еще билась в сердце безумная надежда — это болезнь борется, не хочет отступать перед благими чарами… Еще метались странные, спутанные мысли, точно потревоженные летучие мыши на заброшенном чердаке: вдруг таково обычное действие сильного зелья…

Но в глубине души Гвэрлум уже знала: сама того не желая, поднесла она больному отраву. Смертельный яд, который верно загонит его в могилу. И произойдет это прямо сейчас, на глазах у самой Гвэрлум и перепуганного, ополоумевшего от горя слуги.

Палицкий бился на постели, изгибаясь всем телом. У него вырывались короткие, гортанные выкрики, в которых уже не слышалось ничего от человеческой речи. Так стонет насмерть раненное животное, чувствующее удавку охотника на своей шее.

Затем вдруг боярин окаменел и рухнул на кровать без движения. Все было кончено — Андрей Палицкий мертв. Белые вытаращенные глаза, до сих пор переполненные ужасом и болью, глядели на Гвэрлум — как ей показалось, укоризненно.

Авдейка разинул рот пошире, но не смог вымолвить ни звука. А Гвэрлум отступила на шаг, потом еще… Ничего не изменилось. Мелькнуло в голове: «Может быть, повернуть время вспять?.. Но как? Ведь в книгах это делается?.. В ролевой игре однажды пришел мастер и сказал, что смерть короля «не считается», так как в ритуале произошла ошибка…»

Но все оставалось по-прежнему. Гвэрлум только что собственными руками убила человека. Хорошего, мужественного человека, воина, который вышел из тяжелой битвы живым и уже шел на поправку.

В тот миг Гвэрлум даже не подумала о собственной участи, о том, что убить боярина — страшное преступление, что ее почти наверняка схватят (ведь свидетели есть!) и поступят как с убийцей. Ее сотрясало горе. Мир предстал ей пустым, безнадежным, лишенным добра — одна только оскаленная, отвратительная харя таращилась на нее из темноты. Эта харя имела множество личин, однако все они обладали общим выражением: Пожега, столь мудрая и суровая, Сольмира — сладострастная, с неестественно увеличенным от размазанной крови ртом, увечный мальчишка-полуидиот, пускающий слюни…

Гвэрлум пошатнулась, ухватилась рукой за стену и закричала…

Вбежав, Эльвэнильдо бросился к ней.

— Ты что? Гвэрлум! Что случилось?

Гвэрлум продолжала пронзительно вопить. Она не замолкала ни на миг — казалось, ей даже не требовалось переводить дыхания. Эльвэнильдо никогда не думал прежде, что звук может быть настолько материальным. Конечно, эльфийское пение и звон гитарных струн в состоянии создать настроение. Но сейчас, в комнате, где кричала Наташа, невозможно было ни смотреть по сторонам, ни думать.