Она тащилась за Неделькой, не смея даже вздыхать.

Ноги еле отлипали от жидкой грязи, холодная вода затекала за шиворот. Медленно шел дождь — ему торопиться некуда, вот он и сыплется из тучи словно бы нехотя.

— Умаялась? — донесся из темноты голос Недельки. — Это ничего, Наташа. Скоро уж рассвет, передохнем. Нас с тобой искать начнут непременно, нужно такой вид иметь, будто мы давным-давно странствуем…

— Неужели на нас таких никто внимания не обратит? — не выдержала Наташа. — Мы ведь уже теперь чумазые, а что дальше-то будет… — Она вздохнула. — Я бы полжизни сейчас отдала за ванну!

— Полжизни тебе и самой потребуются, — фыркнул Неделька. — А от грязи еще никто не помер.

Наташа убедилась в том, что Неделька совершенно прав: никто не обращал внимания на двух усталых путников, которые тихо брели по дорогам, направляясь на север. Краюшка, взятая из дома, давно съелась. Миловидное лицо Гвэрлум сделалось совсем изможденным, потемневшим от усталости и голода. Никто не заподозрил бы в ней девушку. И без того худенькая и хрупкая, она истончала, сделалась как мальчишка, которого почти не кормят.

Как романтично все это выглядит в книгах и на игре, и как отвратительно оказалось в жизни! Во-первых, запах. Это донимало Наташу больше всего. От ее тела пахло — усталостью, нездоровьем, каким-то общем женским несчастьем. Неделька попросту разил козлом. Во-вторых, мучил голод. Постоянно тянуло в животе, сосало, не давало отвлечься. Иногда вдруг принималось что-нибудь болеть: то ногу Наташа сотрет, то в боку у нее колет. А приходилось молчать.

Поначалу она еще бодрилась, но после сдалась. На все вопросы Недельки отвечала хмурым молчанием, а его веселое бодрое настроение воспринимала как оскорбление. Старик же — точно из семи жил сплетен. Шагает себе и горя не ведает.

На шестой день пути они попали в сильную бурю. До сих мор Гвэрлум совершенно искренне полагала, что не боится грозы и непогода ей, в общем-то, нипочем. Но то, что разразилось над ее головой в тяжелые дни бегства из Новгорода, даже «бурей» назвать было, честно говоря, трудно. Ураган, бешеный шквал — такой, что, кажется, вот-вот смерчем поднимет в воздух домик фермера и унесет девочку Дороти с собакой Тото в далекую волшебную страну Оз…

В страну Далеко-Далеко, Никогда-Никогда. Вот бы эта страна была такой, как в фильме! Вот бы туда можно было добраться на радуге и стать Феей Убивающего Домика! Уж Наташа-то не стала бы так рваться домой, как это делала Дороти… Да уж, оборвала она собственные смятенные мысли. А где же она сейчас находится, если не в стране Далеко-Далеко — точнее, Давным-Давно? Правы были ребята — Харузин, кажется, — когда говорили, что фэнтези-миры гораздо более жестокие и страшные, чем это можно вообразить, и что выжить в них обычному человеку крайне трудно.

Над головой ревел ветер. Он завывал на разные голоса, и все эти голоса представлялись голосом торжествующего дьявола. Что-то сверхъестественное чудилось в этой разбушевавшейся стихии. Черные тучи, одна другой темнее, наползали друг на друга и неслись по небу с невероятной скоростью, но ни разу не мелькнуло просвета.

Затем хлынул дождь с градом. Огромные куски льда валились с небес, и некоторые из них попадали на людей и больно жалили руки, плечи, голову.

— Закройся! — кричал Неделька Наташе.

Она непонимающе смотрела на него. По ее мокрому лицу текла вода. Она хлопала глазами и шевелила губами, но Неделька ни звука не мог разобрать.

— Закрой голову! — опять гаркнул он и показал руками — как надо сделать.

Наташа послушно подняла руки, и тотчас ее лицо исказилось от боли: большая градина попала прямо в середину ладони.