— Если кто?то среди нас и разбирается в людях с первого взгляда — так это Юрка. А Беловодье — не наша монополия. И не наша колония. Скорее уж это общий подарок. Для всех. И разу уж Юрыч решил, что и для тебя тоже — значит, и для тебя тоже.

— А ты почему в этом участвуешь? —  снова задал я вопрос. Роман удивлённо и даже чуть насмешливо посмотрел на меня:

— У нас у всех одна причина… хотя… —  он помялся и признался: —  Мне ещё и просто интересно. Интересно, что из всего этого получится. Интересно в этом участвовать.

— А шею сломать? —  испытующе полюбопытствовал я. Роман рассмеялся:

— Десятки наших ровесников ломают себе шеи каждый день в сто раз более глупо. Вообще бессмысленно. На этом фоне возможность сломать шею за высокие идеалы — почти счастье.

   Мда, подумал я, вот вам и глухая провинция… Как это он — «возможность сломать шею за высокие идеалы — почти счастье». Лихо. Юрка говорил примерно то же самое. И, похоже, вся компания примерно так же и думает.

— А какое у тебя прозвище? —  неожиданно (теперь уже для себя самого) спросил я. Но Роман вроде бы и не удивился:

— Милорд.

   Хотите верьте, хотите нет — но чего?то подобного я ожидал ещё за секунду до ответа.

— Наша школа. И твоя теперь. А напротив — интернат, —  сказал Роман, кивая на большие трёхэтажные здание, занимавшие по обеим сторонам почти весь квартал, мимо поворота в который мы проходили. (Кстати, похоже, что сейчас мы шли другим путём, не тем, что вёл меня Юрка.) Обсаженные ровным строем тополей — не пирамидальных огрызков, а настоящих тополей — здания выглядело величественными, и я почему?то спросил:

— А как раньше город назывался?

— А почему ты решил, что он как?то назывался? —  удивился Роман.

— Так у вас много старых зданий, а название советское — Северсксталь…

— Смешно, но он так и назывался, —  ответил Роман. —  Хотя построен в середине девятнадцатого века… Было село Северское, а потом, после 1861 года,[27] один предприимчивый крестьянин завод построил. Ну а при советской власти развернули целый комплекс… В гербе города — стальной нож на верте; в верхней части пересечённого французского геральдического щита — герб Перми…

— Верт — это зелёный цвет? —  вспомнил я. Роман улыбнулся:

— Ты что, увлекаешься геральдикой?

— Так… Читал кое?что.

— Да, зелёный… Но «верт» — красивее по–моему… Погоди, я сухариков куплю, —  он остановился, кивнул на маленький магазинчик с застеклённым фасадом, над которым горела надпись:

ПЕЙКА

ЕШЬКА

   По периметру вывески шустренько бежали алые огоньки, сама надпись была густо–синей на кислотно–бирюзовом фоне.

— Ага, давай, —  я кивнул и прислонился к одному из тополей.

   Роман неспешно отправился к магазину.

   Вечер был таким приятным и тихим, что моё чувство опасности помалкивало, даже когда неподалёку появилась из какого?то проулочка компания в количестве пяти человек. Тот факт, что они шагали под музыку своих мобильников, включенную на максимум, уже свидетельствовал об их невысоком интеллектуальном уровне. Усугублялось это ощущение бесконечным неизобретательным матом и взрывами нарочито громкого хохота.

   Но я до последнего надеялся, что они пройдут мимо.

   Не прошли.

   Когда они примолкли на секунду, а потом направились в мою сторону, я мысленно тяжело вздохнул, хотя и остался неподвижен.