Х е н и ш (строго). А вот это уже опасные мысли, профессор Голдвин. Если вы рассчитываете благополучно работать у меня, советую вам держать их при себе! Впрочем, мне пора. (Поворачивается к двери.) Всего доброго, док! Пока, Френк, гляди веселей. Ты можешь рассчитывать на место в атомном ковчеге, папаша Эд тебя не забудет.

(Уходит.)

Молчание.

Г о л д в и в. Френк, это правда?

Ф р е н к. Да... то есть, собственно, нет... то есть, я хотел... Конечно, я ни одной минуты не считал Ила шпионом, не такой он человек. Но я подумал: можно использовать ситуацию, развернуть как следует наши работы по нейтрино. (С отчаянием.) Бен, ну почему они... эти лавочники — могут использовать любые обстоятельства для своей выгоды! Почему мы это не можем?

Г о л д в и в (с некоторым удивлением). А я‑то думал, что знаю вас, доктор Гарди... (Опускает голову.) Боже, какой позор! Какой стыд! Я — старый человек, который только и хотел, что честно дожить, — отдал свое имя, свои знания... И для чего? Чтобы один полковник стал генера‑лом, один делец нажил миллиарды... и один ассистент моей кафедры стал заместителем директора Центра с окладом 30 тысяч долларов в год. Боже мой...

Ф р е н к (зло). А вам не кажется, что так было всегда, Бен! Всегда на наших знаниях наживались и преуспевали другие. Потому что преуспевают лишь те, кто умеет любую ситуацию применить к своей выгоде. Вот и я хочу, чтобы мы использовали...

Г о л д в и н. Уходите.

Ф р е н к. Не только для себя, Бен, нет! Ведь идея‑то правильная. Вы же знаете: это возможно. Ну, трудно, ну, не получается — никогда не бывает, чтобы сразу получалось! Но если бы мы по‑прежнему сидели в двух комнатах в Беркли, убивали все время на размещение заказов и поиски оборудования — разве было бы лучше? Кстати, Бен, у меня есть идея опыта, я хотел бы обсудить ее с вами: что, если комбинировать реакторы с плазменными генераторами...

Г о л д в и н. Уходите!

Ф р е н к. Ну... Не надо так, Бен. Что вы делаете? Вы же сами толкаете меня к ним.

Г о л д в и н (встает). И проваливайте к ним! Вы с этим Хенишем родственные натуры. И не смейте больше называть меня «Бен»! Я не в силах выгнать вас из Центра... Ну, куда мне: у вас теперь связи, влияние, папаша Эд! Но я вас знать не хочу. Идите к ним, к черту, к дьяволу, занимайтесь, чем хотите, стройте свое благополучие на чужих репутациях и знаниях...

Ф р е н к (умоляюще). Но, профессор... но, Бен!

Г о л д в и н. Имейте хоть сейчас человеческое достоинство, доктор Гарди. Уходите прочь!

Ф р е н к, понурив голову, уходит.

Г о л д в и н (берет журнал, идет в свой кабинет. Оста навливается, беспомощно разводит руками). Вот теперь я совсем один...

Затемнение

Картина третья

В правой стороне сцепы луч прожектора выделяет фигуру Г о л д в и н а. Он ходит по кабинету. Голос его слышен теперь из динамика — это голос его раздумий.

Г о л о с Г о л д в и н а. Когда работаешь, как‑то забываешь, что вокруг — люди. А они есть, они живут и поступают... Ах, Френк, как ты мог! Что же теперь будет? Неужели этот недоучка прав, и мы ничего не достигнем? Будут накапливаться ядерные заряды... А потом рваться, жечь все и вся. Он прав — правотой посредственности: чего нет, того не может быть. И мне нечего возразить ему. Нет главного открытия, главного знания о ядре. Любое исследование начинается с открытия, а я начал до открытке. Поддался иллюзии... Но теперь я должен его сделать, должен! Но — как? Да, похоже, что именно нейтрино переносят энергию от среды к ядрам и от ядер к среде. Переносят... Как? Берут и переносят... Слова, слова, пустые слова! Нет, не могу, не могу...

Затемнение справа. В левой частя сцены прожектор освещает фигуру Ш а р д е ц к о г о. Он — в своем кабинете — пишет на доске формулы реакций, уравнений.