Типун быстро обошел мерина в яблоках и оставил скрежещущую зубами Селусию позади хлестать поводьями по шее животного, но вот «лезвие» вместе с Туон продолжали держаться впереди на пути к холмам. Из-под копыт кобылы вспархивали испуганные птицы – стайки серых голубей, пестрые перепелки, а порой и хохлатые куропатки. Только не хватало еще, чтобы лошадь испугалась. Даже самый выдрессированный скакун может взбрыкнуть и встать на дыбы, если птица неожиданно выпорхнет у него из-под ног. Но что хуже всего, Туон продолжала нестись вперед, словно сумасшедшая, объезжая только особо густые купы кустарника и уверенно перепрыгивая стволы деревьев, поваленные бурей в незапамятные времена, как будто бы зная, что ждет ее по ту сторону. И самому Мэту приходилось лететь за ней, словно наскипидаренному, хотя он каждый раз вздрагивал, заставляя Типуна перескакивать через очередной ствол. Некоторые препятствия не уступали в высоте взрослому человеку. Мэт непрерывно всаживал пятки в бока Типуна, понукая его припустить еще быстрее, хотя знал, что бедняга и так старается изо всех сил. Эта проклятущая кобыла-«лезвие» оказалась слишком хороша. Они продолжали мчаться сквозь лес.

Так же внезапно, как начала эту бешеную скачку, Туон натянула поводья – от дороги их отделяла уже добрая миля. Здесь на приличном расстоянии друг от друга росли старые деревья – черные сосны в сорок шагов в высоту и раскидистые дубы, чьи ветки спускались до земли. Если спилить один такой, за пнем спокойно смогут пообедать человек десять. Валуны и камни были опутаны густой ползучей растительностью, но кроме нее едва ли можно было найти какую-нибудь зелень. Громадные дубы убивали все, что могло вырасти в нижней части леса.

– Твой конь оказался лучше, чем я думала, – заявило это безмозглое чудо, когда Мэт поравнялся с «лезвием». Туон поглаживала своего скакуна по шее. Да она просто воплощенная невинность на благопристойной прогулке! – Должно быть, у тебя и правда нюх на лошадей.

Капюшон сдуло, отчего миру явилась шапочка черных коротких волос, шелковисто поблескивавшая в лучах солнца. Мэт подавил острое желание прикоснуться к ним.

– Пропади пропадом этот нюх, – проворчал он, нахлобучивая поплотнее шляпу. Мэт знал, что нужно вести себя как ни в чем не бывало, но не смог избавится от резкости в голосе. – Ты всегда носишься, как полоумная? Ты же могла сломать бедному животному шею, даже не успев дать ему имя. Или того хуже – свернуть шею себе. Я обещал доставить тебя домой в целости и сохранности, и я собираюсь выполнить обещанное. Так что если каждый раз, отправляясь на прогулку верхом, ты будешь выкидывать такие фортели, я просто запрещу тебе даже подходить к лошадям.

Мэт очень хотел бы, чтобы последние слова так и не сорвались с языка. Но было поздно. Мужчина, если повезет, обратит всю эту угрозу в шутку, а вот женщина… Теперь остается только ждать взрыва. И ночные цветы Алудры побледнеют на его фоне.

Туон накинула капюшон и аккуратно его расправила. После чего воззрилась на Мэта, сначала склонив голову в одну сторону, а потом в другую. Наконец, она кивнула, будто бы соглашаясь сама с собой:

– Я назову ее Акейн. Это значит «ласточка».

Мэт моргнул. И что? Взрыв отменяется?

– Точно. Хорошее имя. Оно ей подходит.

А что теперь ей взбрело в голову? Эта женщина всегда поступает против его ожиданий.

– Что это за место, а, Игрушка? – поинтересовалась Туон, задумчиво оглядывая деревья.