То есть что это за место? Это же треклятый лес – вот что это. Но тут Мэт заметил, что огромный булыжник, лежащий прямо напротив него, почти полностью скрытый вьюном, напоминает покосившуюся набок голову. Женскую голову, решил он: вот эти кружки, видимо, изображали украшения в ее волосах. Судя по всему, статуя была гигантских размеров. Из земли торчал целый спан, но видны были лишь макушка и глаза. А вон тот продолговатый белый камень, опутанный корнями дуба, – кусок витой колонны. И повсюду вокруг вдруг обнаружились наполовину скрывшиеся под землей осколки колонн, большие плиты – вероятно, части каких-то крупных архитектурных сооружений, – и даже нечто, что некогда было каменным мечом в два спана длиной. Что ж, руины городов и древних монументов можно встретить везде, и даже Айз Седай вряд ли скажут, что некогда было на этом месте. Открыв рот, чтобы ответить, что он понятия не имеет, Мэт вдруг обратил внимание на три холма, расположенных в ряд где-то в миле отсюда. Вершина того, что посередине, была рассечена надвое, а у того, что слева, оказалось две верхушки. И Мэт узнал. Вряд ли где-то еще можно найти три таких же холма.

Эти холмы назывались Танцующими, а это место – Лондарен Кор, столица Эхарона. Дорога, оставшаяся позади, была когда-то мощеной, она пролегала через сердце города, который простирался на мили вокруг. Говорили, что то искусство, которое каменщики Огир вложили в создание Тар Валона, сторицею отразилось в Лондарен Коре. Конечно, все жители городов, выстроенных мастерами Огир, заявляли, что их город превосходит по красоте сам Тар Валон, но это лишь еще раз подтверждало – Тар Валон остается эталоном. Мэт сохранил кое-какие воспоминания об этом городе – бал в Лунном Дворце, пирушки в солдатских тавернах, танцы гибких танцовщиц в вуалях, Шествие Флейт во время Освящения Мечей. Странно. Потому что он помнил то, что случилось спустя пятьсот лет после того, как троллоки не оставили в Лондарен Коре и камня на камне и утопили Эхарон в реках крови и пожарах. Зачем Неревану и Эссанадре понадобилось вторгаться в Шиоту – так эта земля тогда называлась, – Мэт не знал. Эти старые воспоминания были обрывочными и полны пробелов. Он не представлял, почему три холма нарекли Танцующими или что такое Освящение Мечей. Но он помнил, что был эссандрским лордом и сражался в этих руинах, помнил, как смотрел на эти холмы, когда стрела пронзила ему горло. Тогда он упал, где-то в полумиле от места, где сейчас сидит в седле Типуна. Упал, захлебываясь собственной кровью.

Свет! Как жутко вспоминать, как ты умираешь! думал Мэт, и эта мысль была словно горящий уголь. Уголь, который с каждым разом жжет все сильнее и сильнее. Он помнил смерть этого мужчины, и не одну, а еще дюжину смертей. Он – помнил – как – умирал.

– Игрушка, тебе нехорошо? – Туон заставила кобылу подойти поближе и заглянула Мэту в лицо. Ее огромные глаза были полны беспокойства. – Ты вдруг побледнел как полотно.

– Не переживай, я как огурчик, – пробормотал Мэт.

Если он чуть-чуть наклонится вперед, то сможет поцеловать ее. Но он не стал. Просто не мог. Мэт так напряженно думал, что у него не было времени на всякие движения. Каким-то образом, одному Свету известным, Илфин собрали эти воспоминания и засунули ему в голову, но как они могли добыть воспоминания из трупа? Трупа в человеческом мире, по крайней мере. Мэт был уверен, что они не подходили к искореженному входу в тер’ангриал больше, чем на пару минут. Так, час от часу не легче. Быть может, Илфин создают нечто вроде связующей нити с теми, кто приходит к ним, – нити, которая позволяет копировать все воспоминания человека с момента встречи с ними вплоть до самой смерти. В некоторых из этих чужих воспоминаний Мэт был уже сед, а в некоторых оказывался лишь на пару лет старше, чем есть на самом деле.