Он привыкнет к звуку вашего голоса. Приучится любить чтение и музыку. Кроме того, это оказывает и другое действие. От этого ребенок умнеет.
– Вы постоянно твердите об этом, госпожа Доулиш, – капризно заметила Илэйн. – А я, знаете ли, не страдаю забывчивостью, и делаю, как вы говорите.
В ответ Мелфани вновь рассмеялась, ее глаза задорно блестели. Она принимала перемены настроения Илэйн так же, как принимала дождь или молнию.
– Вы бы удивились, узнав, как много людей не верят, что младенец в утробе может слышать, но я сразу вижу разницу между теми, кому читают, а кому нет. Вы не станете возражать, миледи, если я перед уходом побеседую со своей теткой? Я принесла ей пирог и мазь для суставов.
Лицо Эссанде залилось краской. Ну, что ж, теперь, когда скрывать недуг больше нет смысла, упрямица примет Исцеление, или Илэйн выпытает у нее причину отказа.
В конце обеда Илэйн взялась обсуждать с Бергитте намерения Луана и его приспешников. Еда была отменной, и она уписывала ее за обе щеки. Мелфани распекла всех поваров и женщин, до кого только смогла добраться, за ту щадящую диету, которой они морили Илэйн. Сегодня ей подали хорошо прожаренную озерную форель, рулетики из капусты, начиненные рассыпчатым овечьим сыром, бобы с кедровыми орешками и ароматный яблочный пирог. Еда была чудесной еще и потому, что в ней не чувствовалось ни малейшего привкуса гнили. В качестве напитка шел отличный черный чай с мятой. Почувствовав неожиданный вкус, Илэйн сначала немного напряглась, но потом поняла, что это действительно мята. Единственное, что Мелфани категорически запретила, – вино. Пусть даже сильно разбавленное. Бергитте тоже перестала пить, хотя выпитый ею кубок вина едва ли мог повлиять на детей через узы. Но Илэйн не стала разубеждать своего Стража. Бергитте зачастую пила слишком много, чтобы заглушить боль от потери своего Гайдала. Илэйн понимала ее, хоть и не одобряла такого поведения. Хотя, она не могла себе представить, что бы делала, если бы погиб Ранд.
– Понятия не имею, – ответила Бергитте после того, как жадно заглотила остатки своего пирога. – Лучшее, что мне приходит в голову, – они намерены просить тебя помочь им разобраться с Порубежниками. Единственное, что ясно, как день, это то, что они не собираются оказывать тебе проклятую поддержку.
– Я тоже так думаю, – послюнявив палец, Илэйн собрала крошки сыра и отправила их в рот. Она без труда могла бы съесть еще столько же, сколько было на тарелке с самого начала, но Мелфани взялась следить за тем, как она набирает вес. Столько, сколько нужно, и не больше того. Наверное, корова, которую откармливают для продажи на рынке, чувствует себя точно также. – Если только они не решили требовать у меня сдать им Кэймлин.
– Ну, этого никогда нельзя сбрасывать со счетов, – ответила Бергитте, можно сказать, даже весело. Однако узы донесли, что никакого веселья ее Страж не ощущала. – Мы так и не убрали часовых с башен, а тут еще Юлания с Керейлле устроились прачками к ним в лагерь. Так что мы узнаем о планирующимся штурме города еще до того, как первый солдат сделает шаг в нашу сторону.
Илэйн хотелось, чтобы у нее было поменьше поводов вздыхать. Сгореть ей на месте, Аримилла, Ниан и Эления у нее в руках, и тот факт, что им приходится спать в одной постели, явно не вызывает у них бурного восторга. Она знала, что эта мысль не должна приносить никакого удовольствия, но, тем не менее, мысленно улыбнулась. И теперь у нее есть еще трое союзников, и не важно, что они не отличаются надежностью. По крайней мере, теперь они к ней крепко-накрепко привязаны. Она должна чувствовать себя победительницей.
Ближе к вечеру Эссанде и Сефани одели Илэйн в темно-зеленое платье с изумрудными вставками на юбке, расшитое на груди, по рукавам и подолу серебром. Из драгоценностей она надела кольцо Великого Змея и большую серебряную брошь с изображением Замкового Камня Траканд на фоне из голубой эмали. |