— Куча дел в церкви, как я понимаю.

Себастьян тут же цепляется к моим словам.

— Да, по воскресеньям мы именно этим и занимаемся. Разве тебе мама не говорила? Если только не забыла.

Раз…

Два…

Три…

Четыре…

Пять…

Я все продолжаю считать. И напоминаю себе, что Себастьян напуган. И что сбит с толку. Если сейчас я отступлю, то тем самым предоставлю ему решать эту проблему в одиночку. А ему нужно дать время. Но разве меня все это тоже не касается? Хотя бы немного. И, может, нам как команде нужно справиться вместе?

Отвернувшись от меня и запустив руку в волосы, Себастьян вперед-назад ходит по парковке. И выглядит готовым сбежать. Особенно интересно осознавать, что, вероятно, именноэто он и хочет сделать — и вовсе не из-за неподходящего места для этого разговора. Он просто вообще нигде не хочет его вести. Себастьян готов быть со мной, но без каких-либо ожиданий и обсуждений. Это как с облаками — они плывут куда-то вдаль и там растворяются, но для наблюдателя существуют лишь здесь и сейчас.

Поэтому я спрашиваю его:

— Ты хотя бы теоретически допускаешь возможность признаться родителям, что ты гей?

Похоже, Себастьян не удивлен, что разговор свернул на эту тему. Он не вздрагивает и не переспрашивает. Лишь больше хмурится и отходит от меня еще на шаг.

— Мне нужно выяснить о себе еще очень многое, прежде чем начать с ними подобный разговор.

Я впиваюсь в него взглядом.

— Себастьян, а ты гей?

Ну, то есть, конечно же, он гей.

Разве нет?

Он смотрит на меня, как на незнакомца.

— Я не знаю, как ответить на этот вопрос.

— Но он простой. «Да» или «Нет».

— Я знаю, кем хочу быть.

— Кем хочешь быть? — и какого хрена это должно означать?

— Хочу быть добрым и щедрым, брать пример с Христа.

— Но какое это отношение имеет к моему вопросу? Ты уже такой. А еще надежный, заботливый и преданный. И все эти качества делают тебя тем человеком, которого я люблю. Ты уже такой. Быть геем не значит что-то из этого изменить.

И вот он, этот момент, когда мои слова словно оседают на его коже, а спустя секунду впитываются. Я сказал это. И не про гея. Я сказал «люблю».

Пробормотав мое имя в ответ, Себастьян смотрит куда-то в сторону.

Я сказал, что люблю его, а он на меня даже не смотрит.

Поэтому мой следующий вопрос кажется важнее предыдущего.

— Себастьян, ты слышал, что я сейчас сказал? Я люблю тебя. Ты обратил внимание на мои слова?

Он кивает.

— Обратил.

Я замечаю румянец на его щеках, и знаю, что это от радости. Потому что уже привык распознавать разные оттенки его румянца. Странно, правда?

Себастьяну одновременно и нравится слышать, что я люблю его, и нет.

— Для тебя это чересчур, — говорю я. — Верно?

— Да, — отвечает он. — Откровенно говоря, слышать это чересчур. И я не про твой вопрос, — здесь он понижает голос, — гей я или нет. Просто мне нечего сказать, ведь скоро выход моей книги, потом я уеду на миссию, и вообще сейчас происходит  слишком много всего.

— То есть слышать, что я тебя люблю, тебе сейчас не совсем удобно?

Себастьян морщится.

— Таннер. Нет. Просто я не знаю, смогу ли дать тебе то же, что ты хочешь дать мне.

— Дело не в желании одарить тебя своими чувствами, — мне почти смешно. — Я просто говорю тебе о природе своих чувств.

Себастьян смотрит на меня как на сумасшедшего.

Как будто не верит мне.

— Я люблю тебя, потому что ты — это ты. Люблю не за твой румянец, глаза или за то, как действуют на меня твои прикосновения, — говорю я, и он снова краснеет.