Но, решив поупрямиться, я щипаю Отем за ногу.

— Ну а что такого глубокого в тебе?

Это, конечно, шутка. Отем о многом может рассказать. Ее отец погиб в Афганистане, когда ей было девять. После чего ее мать — озлобленная и убитая горем — разорвала отношения с мормонской церковью, что в этом городе приравнивается к дезертирству. Больше девяноста процентов населения принадлежат к Церкви СПД [Церковь Иисуса Христа Святых Последних Дней — прим. перев.]. Поэтому быть другим — значит оказаться за пределами активной общественной жизни. Плюс ко всему, они с Отем с трудом перебиваются на одну зарплату миссис Грин.

Отем невозмутимо смотрит на меня.

— А я понимаю, почему ты не хочешь за это браться, Танн. Придется ведь пахать. А ты тот еще лентяй.

***

Сначала Отем уговаривала меня пойти на этот идиотский курс, но сегодня, по дороге в школу в первый день после зимних каникул, ее задело, когда я сказал ей, что меня приняли.

Она сверлит меня взглядом, пока я сворачиваю на Бульдог Бульвар.

— И что, Фудзита тебя принял? — спрашивает она. — Вот так просто?

— Одди, ты спятила, если злишься из-за этого. Ты сама-то понимаешь?

— И… что? — говорит она, не обращая внимания на мой риторический вопрос и глядя вперед. — Значит, будешь ходить?

— Ага. Почему нет? — я заезжаю на студенческую парковку и ищу свободное место где-нибудь поближе к входу, но, поскольку мы опаздываем, естественно, ничего удобного уже не осталось. Так что паркуюсь позади здания.

— Таннер, ты вообще понимаешь, что это такое?

— Как я мог учиться в этой школе и не знать о Семинаре?

Отем агрессивно смотрит на меня, потому что я ответил ей насмешливым тоном, который она терпеть не может.

— Тебе придется написать книгу. Целую книгу.

Мое терпение лопается с присущим мне спокойствием: я чуть сильнее обычного открываю дверь и выхожу на мороз.

— Одди, какого черта? Кажется, именно ты уговаривала меня подать заявку.

— Да, но ты не должен этого делать, если сам не хочешь.

Я демонстрирую улыбку, которая так нравится Отем. Конечно, мне не стоило бы, но иногда приходится пользоваться всеми доступными приемами.

— Тогда не надо было обзывать меня лентяем.

Она издает сердитое рычание, которое, в свою очередь, нравится мне.

— Ты счастливчик, о чем даже не подозреваешь.

Не удостоив ее ответом, я достаю из багажника рюкзак. Она совершенно сбила меня с толку.

— Ты ведь понимаешь, что я имею в виду? Что для тебя это было легко? — догнав меня, продолжает Отем. — Мне пришлось отправить запрос, пройти собеседование и чуть ли не начать пресмыкаться. Ты же вошел к нему в кабинет и просто записался.

— Не совсем так. Я вошел в кабинет, поболтал с ним немного, рассказал, что нового у родителей, и только потом он меня записал.

Ничего не услышав в ответ, я поворачиваюсь и вижу, что Одди идет в другую сторону, к боковому входу.

— Увидимся за ланчем, лучшая подруга! — кричу я ей. В ответ она показывает мне средний палец.

В помещении приятно тепло, но шумно, а еще мокро от тающего грязного снега с обуви. Я протискиваюсь к своему шкафчику, зажатому между шкафчиками Саши Сандерсон и Джека Торна, самых симпатичных и милейших учеников Прово Хай.

В социальном плане здесь все неоднозначно. Даже спустя два с половиной года я чувствую себя новичком. Возможно, это потому, что большинство учеников знакомы друг с другом со времен детского сада — живя в одной общине, помимо школы они виделись еще и на миллионе церковных мероприятий. А у меня, в общем-то, есть только Одди, Эрик и еще несколько друзей, которые хоть и мормоны, но клевые и не сводят нас с ума.