Ой. Ну я и придурок. По сути, она пригласила меня на выпускной, а я ничего не ответил. Даже не потрудился это обдумать. Мы с Отем часто ходили вместе потанцевать, когда ни у кого из нас не было пары. Но то было раньше.

До Себастьяна, что ли?

Я полный идиот.

Она изучающе смотрит на меня в зеркало.

— Ну, то есть, если только у тебя нет в планах пригласить кого-нибудь еще.

Я отворачиваюсь, чтобы Одди не видела мои глаза.

— Нет. Кажется, я просто забыл.

— Забыл о выпускном? Таннер! Это же наш последний год.

Неопределенно хмыкнув, я пожимаю плечами. Оставив в покое мой шкаф, Отем садится на край кровати рядом со мной. У нее голые ноги, а моя футболка доходит ей лишь до середины бедра. В такие моменты я понимаю, насколько легче была бы моя жизнь, если бы мои чувства по отношению к Отем были бы такими же, что и к Себастьяну.

— Уверен, что не хочешь позвать кого-то еще? Сашу? А как насчет Джеммы?

Я морщу нос.

— Они обе мормонки.

Ха, оцените иронию.

— Да, но они классные мормонки.

Я притягиваю Одди к себе.

— Давай оставим так, а потом решим. Я все еще не теряю надежду, что Эрик возьмет себя в руки и спасет твое честное имя. Это же наш последний год, ты сама ведь так сказала. Не хочешь, чтобы выпускной все-таки стал важным событием?

— Я не хочу… — нерешительно начинает она, но я тяну ее на себя, а потом перекатываю на бок и щекочу. Отем визжит, хохочет и обзывает меня по-всякому, и только когда Хейли стучит кулаком в стену, а папа снизу кричит, чтобы мы вели себя потише, я отодвигаюсь от нее, радуясь, что тема выпускного благополучно забыта.

***

С приближением нового времени года дни становятся длиннее, а жить гораздо легче. Если не считать редкие прогулки и катание на лыжах, все мы в течение нескольких месяцев почти не проводили время на улице. Это сводило с ума и оставляло слишком много свободного времени на размышления. К середине февраля я так устал от своей комнаты, дома и школы, что когда наступил первый по-настоящему теплый день, я готов буквально на что угодно, лишь бы побыть на улице.

Каждый день снег понемногу отступал от тротуаров, до тех пор пока не осталось несколько островков на лужайке.

Отец оставил мне грузовик, прицеп и список дел, который в субботу утром прикрепил к холодильнику. Отбуксировав нашу лодку к подъездной дорожке, я снял с нее брезент и стряхнул чешуйниц. Внутри темно и грязно, так что я пытаюсь сообразить, как много работы мне предстоит. До спуска лодки на воду еще несколько месяцев, но ей нужен серьезный уход.

Подъездная дорожка вся в лужах талого снега. Вперемешку с машинным маслом с улицы и кучкой листьев и веток все это выглядит отвратительно, но я знаю, что меня ждет впереди: много солнца, прогулок и барбекю по выходным. На апрель у нас в планах замена обивки сиденья в лодке и напольного покрытия, поэтому я начинаю вытаскивать все старье и отскребать клей. Не назвал бы это занятие приятным, но поскольку настоящей работы у меня нет, а бензин сам себя не купит, я делаю то, что велел отец.

Приношу все, что мне может понадобиться, и расстилаю на траве еще один большой кусок брезента, чтобы было легче оттаскивать мусор. Вытащив сиденье рулевого, я слышу шуршание велосипедных шин и тихий визг тормозов на подъездной дорожке позади себя.

Обернувшись, вижу прищурившегося от солнца Себастьяна.

Вне Семинара мы не виделись уже две недели, что вызывало во мне странную и будто пронзающую насквозь боль.

Выпрямившись, я подхожу к краю палубы.

— Привет.

— Привет, — с улыбкой отвечает Себастьян. — Чем ты тут занят?

— Зарабатываю себе на жизнь, как видишь. Думаю, вы это называете «служение», — сымитировав пальцами кавычки, говорю я.