Мы все еще в Узком. Мама прихварывает. Простудилась опять, лежит. Да и признаюсь, не охота мне ехать в город, т. к. в нашей квартире — Боба с женой, со своей домработницей, и я бы только помешал.

Деньги я тебе послал потому, что решил разыграть «Короля Лира»: Дал Лиде 2000, тебе 2000 и Бобе 2000. Оказалось, что каждому из вас они пришлись очень кстати. А я все еще далек от нужды.

Читали мы с сокрушением статью о тебе в «Знамени». Хуже всего то, что левидовская неправда очень похожа на правду. Все несчастье Левидова в том, что сам он писать совсем не умеет (то есть писать поэтически, так, как пишешь ты), вся его беллетристика — корчи и судорога.

Вышел сейчас № 2 «Театра» — и там моя анти-радловская статья «Астма у Дездемоны».

Надеюсь, что свинка уже прошла и у Таты, и у Гули.

Им обоим привет.

Не забудь прислать книжку «Рассказов».

Твой отец.

Получила ли Фефа мое письмо?

24 апреля 1940 г. Ленинград

Милый папа.

Клевета Бродского безусловно ни в чем никакой роли не сыграла. Решительно никто о ней не знает. Как раз наша беда заключается в том, что инстанции, к которым приходится обращаться по нашему делу, абсолютно неграмотны и не знают ни кто такой Репин, ни кто такой ты, ни кто такой Бродский. Мне отказали грубо, нравоучительно («сейчас, мол, не время обзаводиться собственностью»), и без каких бы то ни было мотивировок. Если бы я все-таки эти мотивировки потребовал, мне сказали бы, что у меня нет купчей и что мои документы — не документы. Между прочим, все свидетельские показания, которые ты хочешь собрать, не стоят в их глазах ничего, потому что они и так не сомневаются в том факте, что дача принадлежала тебе, а совершенно откровенно пользуются отсутствием у тебя купчей, чтобы дачи тебе не дать. А если бы у тебя была купчая, они тебе ответили бы, что дача оценена в сумму больше 50 000 рублей, следовательно, по закону должна быть национализирована.

— Зачем вашему отцу здесь дача? — спросил меня уполномоченный облисполкома тов. Борисов. — Раз он служит в московской «Правде», его не отпустят жить здесь на даче.

О том, что можно работать в газете, не служа в ней, он никогда не слышал. О том, что ты работаешь в «Правде», он узнал от меня. Фамилии твоей он никогда прежде не слышал. А это именно тот человек, от которого все зависит.

Дело, конечно, не в купчей. Дело в том, что это имущество, за обладание которым борется множество могущественных учреждений и лиц. И так, за здорово живешь, получить ничего невозможно. Кстати: облисполком — не такая уж высокая инстанция, и рассчитывать на него было наивно. Лучше было бы обратиться либо к тов. Кузнецову, либо к тов. Жданову, либо в Совнарком, либо в Президиум Верховного Совета. Там, по крайней мере, знают, кто ты такой, и могут взять на себя ответственность за такое решение. Но тут уж должен действовать ты. Я ничем помочь не могу.

Не помню, писал ли я, что командование Балтийским флотом наградило меня почетной грамотой за мою деятельность на фронте во время войны. Представь себе. Вот до чего дошло.

Я все еще болен (уже полтора месяца), Марина меня уложила в постель и кладет мне на живот компрессы. Но пока помогает мало. Черноруцкий от меня отказался. Завтра пойду к гомеопату.

Делаю мучительные попытки что-нибудь заработать. Отложил роман (в который раз!) и пишу вместе с Мишей Слонимским пьесу. Мы с ним задумали написать хорошую плохую пьесу — для денег. Уже кончаем. Но, кажется, пьеса вышла и недостаточно хорошей и недостаточно плохой. И денег мы не получим.

Мечтаю съездить к вам в Москву. Жду, чтоб подвернулась какая-нибудь командировка. Да вот, не подвертывается.

Когда же ты вернешься из Узкого? А мама, видимо, в Москве? И почему это Боба с Женей и нянькой у вас на квартире? Когда собираетесь в Переделкино?

Все-таки в мае непременно приеду в Москву.