Спасибо тебе за попечения о моих «Фрегатах». Предисловие это я написал когда-то страха ради и, конечно, отлично, что ты его снял. Что-то не верю я в то, что «Фрегаты» выйдут. Там кто-то тайно тормозит. Немного погодя напишу Дороватовскому.

Я все еще не кончил своего романа, хотя уже два месяца у меня такое ощущение, что вот-вот я его кончу. Первая его половина в «Звезде» уже на днях идет в набор. Конец декабря я прекрасно прожил в Царском и много там работал. И здоровье мое поправилось. Мечтаю поехать туда снова и прожить там месяц в феврале-марте.

Собираюсь недели через две поехать в Ревель и в Литву. Очень хочу. Не знаю, удастся ли.

Подписал договор на «Янки». С тобой они заключат особый договор на редактуру. Я взял на себя только перевод — никаких предисловий и дополнений. Срок сдачи — 1 июня. Чуть кончу роман, сяду за «Янки» и постараюсь сделать его как можно лучше.

Пиши мне. Надеюсь, в Кисловодске вам будет хорошо. Я очень соскучился по маме. Неужели мы с нею увидимся только летом в Переделкине?

Коля.

6 янв. 1941.

12 января 1941 г. Кисловодск

Дражайший сын. Очень хотелось бы прочитать твой роман. Его читал один Слонимский или были еще читатели? Сколько в нем, в конце концов, листов? Сейчас мне сказали, что Гослитиздат переходит в ведение ОГИЗа. Напиши Чагину, чтобы он издал «Ярославль», поелику теперь появилась бумага. Сколько же ты, в конце концов, получил денег?

Здесь очень было приятно встречаться с Шолоховым: как не похож он на писателей Ленинграда и Москвы! Вдумчивый, медлительный, спокойный, благородный. Он говорил о Союзе писателей, как о большом нарыве, который необходимо уничтожить.

Папанин тоже очень занимателен: хороший рассказчик, бесхитростный человек. Здесь также Коробов, замнаркомнефть — из знаменитой семьи Коробовых.

Мама здесь расцвела. Если у тебя есть возможность, дай Лиде тысячу рублей, я тебе отдам, чуть приеду. Ей нужны деньги к 1-му февраля. Если тебе неудобно, не надо, я устрою иначе.

Твой.

31 января 1941 г. Кисловодск

Дорогой Коля. Покуда у тебя были заботы с романом, неурядицы с «Фрегатами» и прочие тяготы, я не хотел говорить тебе о Шерлоке Холмсе. Сейчас я считаю себя вправе сказать, что эта работа причинила мне много горя. Я составил было огромный список всяких ошибок и промахов, но не посылаю его тебе, чтобы не вступать с тобой в ненужную полемику. Я так люблю и тебя, и Марину, и твой талант, что готов совершенно безропотно отдавать редактуре твоего (и ее) перевода десятки и сотни часов. Но горе мое в том, что этих часов у меня нет. Редактура каждого Вашего перевода потребовала у меня втрое и вчетверо больше труда и времени, чем потребовалось Вам для того, чтобы сделать этот перевод. Есть страницы, над которыми я бился весь день. Я говорю это без всякой запальчивости, не сержусь и не жалуюсь. Я просто констатирую факт. Посылаю тебе свои заметки по поводу перевода «Пятнистой банды». Их здесь всего 20, а на самом деле больше 200. Здесь я отмечаю только те случаи, где переводчик явно и наглядно не прав. О том, что gables не фронтон, a professional не профессорский, a metropolis не метро, a wickedness не несчастье, a top hat не «высокая шляпа» и т. д. должен знать каждый, кто берется за перевод (и все это известно тебе). Что «рухнула оземь» или «ведя такой образ жизни, у нас было мало» — неграмотно, это известно тебе так же, как и мне. Так что я говорю не о невольных ошибках, а только о таких, которые произошли по небрежности. Если бы не ты прислал мне этот перевод, я отказался бы его редактировать: такой в нем топорный синтаксис, такие негибкие интонации, такой переводческий стиль.