|
Но надо попытаться спасти его рассудок, даже если он потом станет ее презирать. Макси открыла душу дождю и ветру, которые очистили ночное небо. И когда в нее влилась частица их силы, она открыла глаза и заговорила. Глава 23 – Расскажите мне про все, что вас мучает, Робин. Он судорожно вздохнул. – Я и так уже рассказал слишком много. – Вы боитесь, что правда меня раздавит? Но я ведь не невинная английская барышня. Я достаточно повидала, чтобы понимать, как порой трудно сделать правильный выбор. – Но вы же искренни, как солнечный свет. Как вы можете не презирать меня, зная, что я собой представляю. "Потому что я люблю тебя!» Эти слова так ясно прозвучали у Макси в голове, что она чуть не произнесла их вслух, но удержалась. Робину меньше всего сейчас нужны признания в любви, на которую он не может ответить. Вместо этого она сказала: – У меня слабость к пройдохам, особенно благородным. За то время, что я вас знаю, вы сделали много хорошего и ничего дурного. Вы спасли Джонса Дафида от разъяренного быка. Вы помешали мне убить Симмонса и хорошо сделали – я это поняла, как только немного остыла. – Макси поцеловала Робина в висок и ощутила биение крови в жилке. – Расскажите мне, Робин, за что вы себя казните. Когда поделишься тяжелой ношей, делается легче. – Много было всего, – прошептал Робин. – Бесконечная ложь. Мои осведомители попадались и умирали страшной смертью. Одного французского майора я убил сам, потому что он был опытный командир и смог бы бесконечно долго удерживать испанский город против осадивших его англичан. – Но ведь ваши осведомители сами знали, на какой риск идут. Что касается убийства, – Макси старательно подбирала слова, – конечно, порядочный человек не может радоваться тому, что совершил такое, но осада – страшная вещь, и она часто заканчивается резней. Ваш поступок это предотвратил, не так ли? – Когда защитники города узнали, что их командир мертв, они отступили без боя. Да, это спасло много жизней. Но это не оправдывает убийство честного человека, который выполнял свой долг. Я с ним был знаком и уважал его. – Покалеченные пальцы Робина судорожно царапали одеяло. – Я его уважал и все же всадил пулю ему в спину. – Ах, Робин, Робин, – болея за него всей душой, сказала Макси. – Теперь я понимаю, почему вы сказали, что ратный труд чище. Для солдат все проще: по другую линию фронта – враги, и их положено убивать. Ответственность за поступки солдат лежит на командирах. Ваш же труд был несравненно сложнее. Вам, наверное, часто приходилось выбирать из двух зол. В вашем мире не было белых и черных красок, все было серым. Вы никогда не знали, правильное ли приняли решение. Двенадцать лет такой жизни свели бы с ума кого угодно. – Они меня почти свели. Вдалеке раздался раскат грома, и по стеклу забарабанил дождь. Макси казалось, будто она пробирается через болото с завязанными глазами и в любую минуту может сделать неверный шаг. – Скажите, это убийство… Вы его считаете самым худшим своим проступком? Робина опять начало трясти. Он не отвечал. – Расскажите мне, Робин, – настаивала Макси. – Может быть, раны в вашей душе будут меньше болеть, если вы со мной поделитесь. – Нет! Робин попытался вырваться из ее объятий, но Макси крепко прижимала его к себе, не давая опять уйти в себя. – Говорите! – Это произошло в Пруссии, – с трудом выдавил из себя Робин. – Мне удалось достать копию договора, который имел бы серьезнейшие последствия для Англии. Макси постаралась вспомнить: наполеоновские войны – ах, да! – Тильзитский мир? Секретный договор между Францией и Россией, имевший целью поставить Англию на колени? Робин поднял голову и посмотрел на Макси. |
